Деградация
Шрифт:
– Из США, – абсолютно спокойно ответил Яков Леонардович, доставая свою ручку из нагрудного кармана пиджака, и начиная писать рапорт.
Все удивленно уставились на Варшавского. Тот демонстративно не замечал взглядов, закончил текст рапорта, и только когда Старков деликатно кашлянул, он глубоко вздохнул, оторвался от перечитывания написанного, произнес:
– У меня дочь десять лет назад вышла замуж за сына наших эмигрантов. Американца то есть. В Нью–Йорке на Брайтон Бич живут. Она уже получила гражданство пять лет назад, и подала прошение на воссоединение со мной там. Его удовлетворили. Теперь
Все были поражены, воцарилась тишина. Через минуту, окончательно переварив информацию, Старков спросил:
– Яша, а почему я ничего не знаю?
– Теперь знаешь. Саша, ну а зачем тебе это было знать? Зачем системе докладывать? Софья не выписывалась, официально до сих пор со мной прописана и по всем документам в Москве живет. Я тоже выписываться не собираюсь, так как рассчитываю на надбавки московские к пенсии. И потом, как бы это выглядело? Дочь майора с Петровки, да еще и еврея, эмигрировала в США! Из американцев же снова врагов делают, вы видите это сами прекрасно. Так что прости, Саша, зачем тебя было грузить лишней информацией?
Снова повисла тишина. Конечно, Яков Леонардович был совершенно прав. Родственники за границей, в дальнем зарубежье, в системе МВД до сих пор не в почете. Инструкции на этот счет никто не менял со времен СССР. А если точнее, никто вообще практически ничего не поменял со времен СССР, все катилось по тем же рельсам. Только теперь, скорее, просто по инерции. И пусть система работала уже без советской жесткой хватки, тем не менее, ее наследие и проявления встречались повсеместно.
Старков, переваривший новую порцию информации, снова спросил:
– Яша, ты уверен? Другая страна, другая культура, другой язык…
– Я туда каждое лето в отпуск ездил. Там хорошо... Там единственный родной мой человек. То есть, теперь уже два. Данечке полтора годика. Я дедушка, ребята!
– Это мог бы сказать… – сказал Старков обиженным тоном.
– И показать фотографию малыша с мамой с видом на Гудзон? Саша, это очень плохая идея.
Но Старков уже нашел новую несостыковку:
– Погоди, Яш. А как тебя выпускали–то в Америку? Тебе же начальник центра, должен был рапорт подписать с согласием!
– Это почему? – удивленно спросил Иван. – Куда хочу, туда и еду.
– Ага, разбежался. – Старков замахал указательным пальцем перед молодыми людьми. – Если вдруг получите загранпаспорта, и соберетесь путешествовать по капиталистическим странам – не признавайтесь, что он у вас вообще есть! Все загранпаспорта сотрудников хранятся в личных делах в сейфе под замком, и выдаются они только на период отпуска и только по рапорту, в котором вы указываете, куда собственно собрались. Укажите Западную Европу или Америку, и можете сразу менять планы отдыха на Сочи. – Он перевел взгляд на Варшавского. – А вот этот хитрый еврей сейчас нам расскажет, как он умудрился обмануть систему.
Яков Леонардович, деловито кашлянув в кулак, сказал:
– Очень просто, я писал, что еду отдыхать в Египет.
Тут уже Иван едва не сполз со стула под стол. Старков некоторое время
– А что не так?
– Леша, – Иван чесал затылок, – тебе фраза «Шестидневная война» что–нибудь говорит?
– Нет, а должна?
– Вот и начальникам ничего не говорит, наверное… Логика, наверное, примерно такая: в Египет, значит едет отдыхать, автоматическое согласие, паспорт выдать, следующий…
– Да, Ваня, это если вообще исход евреев из Египта не вспоминать. Хорошо, что ты не в отделе кадров работаешь, светлая голова. А Шестидневная война, Алексей, это относительно недавняя война, в которой Египет и Израиль врагами были. Еврей в Египет в гости к арабам не поедет в здравом уме.
Старков, продолжая раскручивать историю, спросил:
– Ну ладно, паспорт тебе дали на руки. Ты с ним шел в посольство США, получал визу, ехал в Штаты. Но по возвращении ты сдавал его. Неужели американские визы никого не смущали?
– Саша, а кто вообще мой паспорт тут открывал дальше страницы с фотографией? Да и открывали ли вообще?
На этот раз уже смеялись все. Вот так ум одного человека, и шаблонное мышление других, не очень наделенных остротой собственного ума, позволили обмануть систему, построенную еще при Советской власти. Она явно не рассчитывалась на поколение и нравы общества и среднестатистических милиционеров конца двухтысячных.
– Ребятки, это было бы все весело, если бы не было так грустно, – неожиданно сказал Варшавский. – Ладно я. Вот он, – он указал на Старкова, – еще бы мог поработать с пользой для дела. Не занимать чье–то место, а именно работать. Кто его место займет? Кукушкин? Он хороший парень, но не начальник по натуре.
– Яша, какой Кукушкин, о чем ты! Сысоев командовать будет по команде сверху, это же очевидно. За этим и пришел сюда.
– Вот сучонок! – не удержался Чернов. – Он же уже все знал, вот и зубы показывать начал…
Снова повисла тягостная атмосфера. Да, это объясняло поведение Сысоева с самого начала. Он сразу получил представление, зачем идет в этот отдел, и какие перед ним откроются перспективы. Поэтому и не утруждал себя глубоким изучением работы обычного работника. Зачем, если ему надо будет приказывать, а не исполнять…
Старков посмотрел на молодых людей. Затем сказал:
– Держитесь. Красильников за свою звезду обещал добровольцев для командировки в Чечню предоставить.
– Это каким же образом? – спросил Иван. Служебные командировки в Чечню до сих пор были личным делом каждого, нужно было согласие сотрудника, приказать поехать никто не мог, это запрещал закон «О милиции». Из молодежи, большинство из которой были специалистами из различных компьютерных сфер, просто пересиживавшими призывной возраст, естественно, желающих не было. Те, кто постарше, уже обзаводились семьями, с которыми расставаться тоже совершенно не желали, да и просто выпасть на год из Москвы означало потерять кучу связей и остаться без всех подработок разом. Таким образом, добровольцев никогда не было. За это начальнику центра ежегодно выговаривало вышестоящее начальство, это негативно отражалось на его перспективах дальнейшего повышения, но никак повлиять на ситуацию он все равно не мог.