Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

Янов Алексей Леонидович

Присутствующие, казалось, все разом выдохнули.

– Ну, не томите нас Сергей Петрович, дальше-то что?

Выдержав театральную паузу Трубецкой продолжил:

– Милорадович прямо в лицо Николаю заявил, что великий князь Николай не может и не должен никак надеяться наследовать брату своему Александру в случае его смерти; что законы империи не дозволяют располагать престолом по завещанию, что притом завещание Александра известно только некоторым лицам, а неизвестно в народе, что отречение Константина тоже не явное и осталось не обнародованным; что Александр, если хотел, чтобы Николай наследовал после него престол, должен был обнародовать при жизни волю свою и согласие на него Константина; что ни народ, ни войско не поймут

отречения и припишут все измене, тем более что ни государя самого, ни наследника по первородству нет в столице; что, наконец, гвардия решительно откажется принести Николаю присягу в таких обстоятельствах, и неминуемое затем последствие будет возмущение. Совещание продолжалось до двух часов ночи. Великий князь доказывал свои права, но граф Милорадович признавать их не хотел и отказывал в своем содействии.

Трубецкой, наконец, замолк, но на ноги тут же вскочил Рылеев.

– Господа, а ведь это наш шанс! Использовать склоки и разногласия в рядах неприятеля!

– В правильном направлении мыслите, Кондратий Фёдорович, - поддержал я Рылеева.

– А Милорадович, шельмец, каков! – восхитился Оболенский, - говорит великому князю так, словно диктатор!

– Если за твоей спиной стоят 60 тысяч гвардейских штыков, то ты можешь на манифесты и завещания императора плевать с высокой колокольни.

– Верно, Иван Михайлович. У Николая в кармане только вышеупомянутое завещание, но ни одного штыка, – согласился Оболенский.

– Милорадович так себя ведет, потому, как знает, что Николай в гвардии непопулярен, а два генерала, занимающие второй и третий после него посты в военной иерархии столицы, его, Милорадовича поддержат, - вынес свое суждение подполковник Гавриил Степанович Батенков.

– Очевидно, что Милорадович здесь играет свою партию, - начал говорить Пущин, - Константин воспринимает Милорадовича как старого боевого товарища и Милорадович об этом знает. Еще он знает о том, что Константин испытывает отвращение к государственным занятиям, а потому, наверное, рассчитывает, что при Константине он станет вторым человеком империи, заняв то же место, что занимал Аракчеев при Александре.

– Все так, - согласился с ним Оболенский, - командующий гвардией Воинов за Николая не вступился, что свидетельствует, что он на стороне Милорадовича, то есть Константина. А командующий гвардейской пехотой генерал Бистром, так тот вообще Николая не любит и этого особенно не скрывает, а значит он тоже за Милорадовича и его протеже Константина.

Оболенский знал, о чем говорил. Командующий гвардейской пехотой генерал Бистром своему адъютанту – Оболенскому всецело доверял. И со слов Оболенского мы знали, что Бистром – командир суворовского типа, любящий своих солдат и любимый ими, просто не мог терпеть скотского отношения к ним Николая, помешанного на фрунте и воспринимающего солдат как некие неодухотворенные инструменты. В армии, да и в обществе ни для кого не являлось секретом, что все Романовы страдали «фрунтоманией». Те же Николай с братом Михаилом, еще будучи детьми, специально просыпались посреди ночи, чтобы соскочить с постели и хоть немножечко постоять под ружьем. Бистром знал о чем говорил, Николай некоторое время служил у него в подчинении, и Бистрома, не обладавшего политическими амбициями Милорадовича, перспектива служить под началом своего бывшего подчиненного совсем не вдохновляла.

– Кроме придворных кругов, видящих в Николае опору привычных дворцовых традиций и всего, их создавшего, политического строя, но не имеющих практических властных полномочий, кто может поддержать Николая? Особенно меня интересует на кого великий князь может рассчитывать в гвардии? – задав вопрос посмотрел прежде всего на Трубецкого с Бестужевым, лучше всего осведомленных в таких вопросах.

– Среди генералитета у Николая мало друзей. Личными отношениями он связан с кавалерийским генералом Бенкендорфом, командующим гвардейской

кирасирской дивизией. В столице стоят два полка входящих в эту дивизию – Конногвардейский и Кавалергардский. Николай также может рассчитывать на своего друга Алексея Орлова – командира Конной гвардии. Еще один явный сторонник Николая это генерал от кавалерии Василий Васильевич Левашов, командующий лейб-гвардии Гусарским полком и 2-й бригадой легкой кавалерии, в которую кроме гусар входят конные егеря. Но живою силою в столице Левашов не обладает, гусары стоят в Павловске, а конные егеря в Новгороде, - поделился раскладом сил Трубецкой, на что сразу отреагировал Батенков:

– Если Николай будет опираться только на вышеозначенную кавалерию, то в условиях городских боев его ждет полных разгром, первостепенная роль здесь будет принадлежать артиллерии и пехоте, - сделал вполне логичный вывод бывший артиллерист.

– Бекендорф и Орлов имеют весьма ограниченное влияние на свои полки. Авторитет Милорадовича и Бистрома в гвардии несоизмеримо сильнее, – сделал ремарку Бестужев.

– Гавриил Степанович, вы тут вспомнил про артиллерию …

– Ею командует Сухозанет, которого в гвардейской артиллерии едва ли не в открытую презирают.

– Наш соратник князь Сергей Волконский, - вмешался Трубецкой, - рассказал мне как-то одну историю. Дело было вот как. Артиллерийский штаб-офицер Фигнер прибыв в главную квартиру, пришел на развод, не явившись предварительно к Сухозанету и, вероятно, с отступлением в форме обмундирования. Сухозанет не выбирая выражений, припустился на Фигнера по окончании развода. Но не на того нарвался, Фигнер ему ответил площадной бранью. Все это происходило хотя не при главнокомандующем, который уже отошел с развода в свою квартиру со многими генералами и своим штабом, но в хвосте было много еще присутствующих на разводе, - и как брани этой не предвиделось конца и как, особенно, Сухозанет боялся, чтоб Фигнер не ударил его в щеку, то принялся довольно скоро уходить, чтобы найти убежище в квартире главнокомандующего; но Фигнер понесся за ним вслед и пинками сзади проводил до самого входа в квартиру главнокомандующего. Так вот, Сухозанет не только не вызвал Фигнера на дуэль, но даже не решился дать официальный ход этому позорному делу.

– Ага, - в разговор включился Кюхля, - Это человек, Сухозанет, запятнанный, вышедший в люди через начальника артиллерии Яшвиля – педераста и отъявленного игрока. За четыре года, будучи адъютантом Яшвиля, Сухозанет сделал карьеру от поручика до генерал-майора. Но Николаю он будет верен, у них взгляды относительно фрунта полностью совпадают.

– Ерунда, - я отмахнулся, - если это все правда, то к этому заднеприводному генералу пожалуют ночью некие «вежливые люди», и без проблем убедят его поменять свои взгляды, да так, что Сухозад первым кинется на штурм Зимнего!
– более не сдерживаясь, я рассмеялся.

– Но Гавриил Степанович не все сказал, - перевел разговор в деловое русло Бестужев, - У великого князя имеется абсолютно верный ему лейб-гвардии Саперный батальон, сформированный из лучших солдат, унтер-офицеров и офицеров инженерных частей русской армии. Его численность доведена до тысячи человек, командует батальоном полковник Геруа. Николай о своих саперах всячески заботится – периодически приказывает раздавать от своего имени водку и деньги и иными способами старается привязать их к себе.

– Одна тысяча, пусть даже и хороших солдат погоды не сделают, - оспорить мое суждение было сложно, особенно на фоне 60-ти тысяч гвардейских штыков дислоцированных в столице и ее ближайших пригородов.

– Теперь предлагаю распределить гвардейские полки по зонам ответственности среди членов нашего общества, в приоритете бывшие и действующие офицеры, которые могли бы непосредственно по этим полкам работать и претворять на низовом уровне наши решения в жизнь. С них же будет спрос за ситуацию в этих полках в день восстания.