Дела семейные

Авлошенко Татьяна

«Как Ларс будет жить с таким неприятием зла и несправедливости?» – грустно сказал однажды свирепый стражник, городское чудище, добрый и мудрый человек Оле Сван.

Вспомнились и другие слова любимого мужа, как ворчал, провожая: «Герда, выпусти, наконец, Ларса из рук! В родительский дом отправляется, там будет кому о нем позаботиться». Съездили домой…

Теперь Ларсу предстоит не просто жить, а выжить. И не только ему одному. Раннвейг. Родителям. Братьям. Их женам и детям, многим людям из клана Къолей. Да и Родъерам тоже. За себя Хельга не боялась. Не потому, что хотела умереть или мнила себя неким особенным существом, с которым ничего плохого случиться не может. Просто привыкла следовать мудрости, открытой ей много лет назад Рагнаром

Хларом, мастером клинка, взявшимся учить неразумную девчонку владению оружием: если уж избрала своим покровителем Черного Воина Троппера, будь готова в любой миг распрощаться с жизнью. А также сделать все, чтобы этого не случилось. До сих пор удавалось. Хрустальные пауки в Белом Поле, удар ножом в темном переулке, якобы случайно упавшая с крыши сосулька, арбалетный бельт в окно и даже – нет предела человеческой фантазии – ядовитая многоножка в сундучке с пряниками. Но дочь Къолей пока что жива.

Хельга спасала себя разумно и хладнокровно, в одиночку или отдавая четкие приказы помощникам, и враги вскоре оказывались повержены или задержаны.

Страх накатывал после, дикий, липкий, такой, что, не в силах удержаться, рыдала, зарывшись лицом в подушку. В Къольхейме никто и не догадывался, что Хельга способна плакать, а тут своим воем будила брата. Ларс появлялся на пороге заспанный, в длинной ночной рубашке, с горючим кристаллом на подставке в руках. «Хельга, ну что случилось? Сон плохой, да?» С трогательной деловитостью брызгал водой, отгоняя злобных натлингов, навевающих кошмары, приносил из своей комнаты и совал сестре в руки тряпичного щенка, с которым сам спал в обнимку. Неловко гладил по плечу. «Хельга, знаешь, как я тебя люблю? Сильно-сильно!» Маленький был хорошенький. Сейчас вытянулся, детская пухлость сошла, в заострившихся чертах лица появилось что-то волчье. Право первым защищать и утешать сестру передал Оле Свану. Тряпичного щенка, узнав о его прошлом, утянула Герда, теперь у нее на подушке сидит.

А ресницы у братца все равно детские, пушистые… И в остальном все тот же Ларс – верный, добрый, надежный.

«Я тоже люблю тебя, брат, сильно-сильно. Давай постараемся вдвоем, чтобы и впредь у нас и всей нашей семьи, родных по крови и духу, все было хорошо».

Оставив на столе в комнате брата записку, Хельга Къоль, главный прознатчик города Гехта, оседлала кхарна и по наезженной гладкой дорожке отправилась в хорошо знакомый трактир.

«Клин города» – понятие весьма условное. План короля Олафа Мудрого разделить свою державу на четко ограниченные территории, где от головного города, «острия», будут расходиться подвластные ему земли, объединенные общей властью, а также торговыми и прочими делами и повинностями, потерпел крах. Народ после прихода ледника селился и строился, исходя из собственных соображений удобства и безопасности, а законы географии и геометрии в расчет не брал. В результате где-то от одного крайнего дома хутора или даже города до другого поселения можно добраться за час, а где-то на это и дня не хватит.

Менялись облик и значимость городов и деревень, одни хирели и безлюдели, другие крепли, обретали источник дохода, укрупнялись. Жители деревень тянулись к разным городам, не всегда тем, которые власть хотела назначить главными для этой местности. А еще были вурды, владельцы земель-херредов, искренне не понимающие, с какой стати они должны подчиняться кому-то, кроме короля.

Так и получилось, что город-«острие» живет своей жизнью, каждый херред – своей, торгуют с кем выгоднее, даже дороги к основным трактам прокладывают, как кому заблагорассудится, а связующее звено между поселениями, место, куда приводят все пути – крупный почтенный трактир.

Истинное сердце клина Гехта носило название «Медвежья нога». Как всякое уважающее себя заведение подобного рода, трактир не подчинялся ни одному городу или херреду, но Къолей там знали хорошо. Так же, как и Родъеров. И прочих окрестных жителей.

–

Блокхейн, значится, – задумчиво покачал головой почтенный Бо Эрнер. Несколько лет назад, познакомившись с наблюдательным и вдумчивым трактирщиком, капитан Оле Сван пытался сманить того в Гехт, в городскую стражу, но кормилец отказался бросить дело предков. – И, значится, упырь. Упырь, это бывает. Мимохожий человек какой сдуру караван бросит. Или свой бобыль спьяну в сугробе замерзнет. Но это редко. Все ж таки следят люди. А награда за упыря ловчим пойдет? Жаль, на всех поделить, мало получится. Вот одному бы все, это ощутимо. Так может, это кровосос молодого Родъера заел? Или же… – почтенный Бо замолчал, аккуратно доливая Хельге в кружку барка. – Сидел он, Торстейн, значится, тут давеча с одним. Вместе потом и ушли.

– С кем, дядюшка Бо?

– Человек не наш. Я так понимаю, с юга. С караваном до нас добрался. Купец или приказчик, только бестолковый какой-то. Как ввалился с холода, нет бы чего горячего спросить, так он принялся сразу лавит тянуть. Развезло, конечно, мигом, с хмельного-то. Тут к нему младший Родъер подсел. О чем говорили, не слышал, но убрели оба лыжным шагом, – сведя руки углом, трактирщик показал, как двое пьяных поддерживают друг друга, – и вроде как закадычными приятелями. Больше ни того, ни другого не видел.

– Торговца не искали?

– Даже не ждали. У купцов это не заведено. Когда караван отправляется, все знают: не явился человек вовремя, значится, своими делами занят. Или же дурак и разиня, поделом ему, пусть дальше сам добирается, как хочет. Этот ехал в первый раз, без товаров, просто присматривался. Из трактира вместе с Торстейном Родъером ушел, так все решили, что они о чем-то договорились и в замок Баг отправились.

– Дядюшка Бо, когда пропавший торговец с Торстейном сдружился?

– Сейчас, – трактирщик сосредоточенно перебросил туда-сюда несколько костяшек на лежащих на стойке счетах. – Шесть дней назад, значится.

Глава 7

Глава 7

Когда я вернулся в Къольхейм, Хельги дома не оказалось. Никто не мог толком сказать, куда исчезла сестра, да и отсутствие ее заметили немногие. В замке царила та деловая суета, что была мне знакома по сборам в Белое Поле во время набега кочевников. Пусть отец и не хотел призывать вассалов, народу в крепости в ближайшее время поприбавится. Гарнизон Къольхейма не пойдет штурмовать замок Баг, но причинить вред своим никому не позволит.

«Воевать собираются, – с внезапной неприязнью подумал я. – Против одного немолодого дядьки и пяти женщин разного возраста».

Отец был у себя. Сидел за столом, заваленным бумагами. На листе, который лежал перед родителем, я успел заметить запись «ружейного пороха к ним…» и цифры. Сетки таких же расчетов, сделанных для хозяйственных нужд, подолгу хранятся в любом доме.

– Ларс, что-то срочное?

И не высказанное, но абсолютно понятное: «И какого фунса ты, сынок, шатаешься без дела и мешаешь заниматься им людям?»

– Отец, нужно отказаться от блокхейна. Родъеры не сделали нам ничего плохого, за что их убивать?

Папа медленно сложил бумаги. Очень аккуратно, определяя место каждой, чтобы не запутаться, когда вернется к ним после окончания разговора.

– Нет, Ларс. Остановить блокхейн может только тот, кто его объявил. Но Эйнунд Родъер вряд ли сделает это, потому что нет в наших краях бесчестья хуже. Только трус призывает к кровной мести, а потом пытается уклониться от войны. Никто не хочет убивать Родъеров, и в блокхейне погибнут многие Къоли. Но мы не можем нарушать законы. Если отступимся от одного, то значит можно плевать на все. Среди законов много жестоких, но часто именно они удерживают от свершения более страшных преступлений. Зло встает против зла. Сильно подумаешь, прежде чем дать волю дурному нраву, если знаешь, что за слова и поступки придется отвечать жизнью, и не только своей, но и близких.