Делай, что должно. Легенды не умирают

Дэлора

— Хозяин ушел за ветром**, — сказал тот, поняв замешательство гостей. — Некому было передать.

— Значит, никто не обидится, если мы тут переночуем? — осторожно уточнил Яр, сжимая в кулаке поводья. И сам же понял, насколько глупый вопрос: ну раз их сюда привели-то.

— Нет, — усмехнулся горец. — Тут останемся, пока не заживет нога у Крэчета.

Яр широко распахнул глаза: при нем они имен пока не называли! Ни имен, ни прозвищ, ничего! Откуда он узнал?! Он взглянул в пронзительные, непривычные для горцев глаза и вздрогнул от понимания, где, точнее, у кого он уже такие видел. Но этого не могло быть, да и тот старик годился этому молодому мужчине в деды. Может быть, из одной семьи?

— Вы нэх? —

спросил тоже удивленный своим именем Кречет, даже из отрешенного состояния выпавший. — Как вы вообще нас нашли?

— Голос гор не услышать — это мертвым надо быть. Горы меня позвали.

И понимай, как хочешь. Потому что ничего больше горец не сказал, принялся хлопотать по хозяйству, разводя огонь в очаге, расположенном, как и описывал когда-то Аэно, посреди ата, с медной воронкой вытяжной трубы сверху. Правда, здесь труба выходила сразу на крышу — тут никакой «снежный поцелуй» на мшистом покрытии не рос. В остальном же убранство мало чем отличалось от описанного. Разве что какой-то неприкаянностью веяло от него. Яр догадался, не сразу, но все же догадался: все эти расшитые занавески, войлочные ковры — все носило следы женских рук, женской заботы. Но с того времени, как эта забота прикладывалась, прошло много времени, вот и обтрепались коврики, неряшливо повылезли нитки из вышивки на покрывающих сундуки дорожках. Покойный хозяин был вдовцом. И, должно быть, не один год. Потом и на это внимание обращать перестал. Дом и дом, крыша над головой есть, и хорошо.

Пока помог Кречету доковылять до лавки, пока обиходил Ласку, попытался завести в пристрой роллер — и понял, что не по силам ему сдвинуть эту махину… В общем, вернувшись в ата, Яр уже не переживал, слишком вымотался и переживания вытеснили другие мысли.

В очаге уже вовсю горел огонь, сумки с припасами были аккуратно сложены в углу. В другом, нахохлившись, сидел Кречет, подтянув к животу здоровое колено и обхватив его руками. У очага хозяйничал горец. Имя он так и не назвал, но обоих горе-путешественников это уже не волновало. Яр взялся было помогать, но беловолосый подтолкнул его к лавке и Кречету и велел посидеть и отдохнуть, пока он сварит похлебку. А еще лучше было бы, если б Эона помог «птаху» лечь на кровать. Телу после встряски нужен покой. Яр не удивился даже тому, что горец знает его прозвище. Это ж Эфар. Тут ветер несет имена. Все может быть. Он вспомнил «Легенду о Последнем Танце Аэньи» и ее окончание, и уверился, что ветер Эфара более чем живой. Так что просто кивнул и помог Кречету на себя опереться и доковылять пару шагов до широкой кровати, застеленной шерстяным, слегка побитым молью, покрывалом.

— Ты не чуешь, дождя не будет? — ошарашил его внезапным вопросом Кречет, когда лег и даже немного отдышался после короткого, но мучительного для него перехода.

— Н-нет… нет, — уже более уверенно сказал Яр. — Здесь непривычно, знаешь, но ничего такого не чувствуется. Ты как? Очень больно, да?

В голосе мальчишки было сочувствие, не жалость.

— Прости, это я виноват. Чуял же, что что-то не так, надо было спешиться и вести Ласку в поводу. Я бы ее удержал, и ты б не упал.

— Мы ж не знали, — отмахнулся Кречет. — Оба дураки. А про дождь — роллер-то снаружи… Слушай, иди его на всякий случай прикрой? Там скатка к седлу приторочена, та, которую я обычно не доставал.

— Ага, я сейчас! — Яр вскочил и поспешил выполнить, что попросили.

Как только за ним со скрипом закрылась дверь, горец обернулся от очага, одобрительно кивнул:

— Молодец, хорошо держишься.

— Я за него в ответе, — сквозь зубы отозвался Кречет, наконец-то позволив себе отвернуться и скривиться.

Нога болела зверски, так, что хотелось отвинтить её, как пробитое колесо роллера, и отложить в сторону. И не вспоминать, пока не починишь. Но, увы, живое тело — это не механизм.

Мысли о роллере расстроили еще больше, потому что Кречет прекрасно помнил, с каким звуком заглох мотор, раньше, чем он оборвал подачу силы. Ничего хорошего это не сулило и, если действительно что-то случилось, то он и не знал, как быть. Мелкую поломку устранить получится, на это есть с собой набор инструментов, а вот крупную… Хотелось побиться лбом о слегка пыльное покрывало. Надо же так попасть!

— Да, хранитель, ты в ответе, — хмыкнул горец. — И уж коль взялся за обережь — вытяни, а не обрежь. А чтоб тебе вытянуть, я подсоблю маленько. Держи-ка, пей.

Он протянул Кречету вместительную кружку с травяным отваром, от которой шел крепкий медвяный дух.

— Вы бы меня еще Аватаром назвали, — привычно буркнул Кречет. — Спасибо.

Кое-как приподнявшись на локте, он осторожно принялся пить, стараясь не обжечься. Бальзам-не бальзам, а питье было что надо, пролилось по телу волной, придавая бодрости и даже боль поуменьшив до терпимой. Потом, конечно, она вернется, но сейчас можно было не обращать на нее внимания. В конце концов, он действительно старший, ответственный, а значит, должен держать себя в руках, как не раз Белый учил. Как Белый держался, что бы ни случалось с мелкими или самим Кречетом.

Хлопнула дверь — вернулся Яр, тут же принюхавшись.

— Ух ты! Это же бальзам? — любопытно заблестели его глаза.

Горец добродушно рассмеялся.

— Он самый, — и протянул вторую кружку подростку.

Яр пробовал напиток так, словно… словно протянул ему эту кружку не незнакомец, впервые увиденный считанные часы назад, а добрый друг, родич. «Аэно-Аэнья, — пришло на ум Кречету. — Будто его бальзамом кумир и предок угощает, вот как». Хотя, горы, горцы. Горское гостеприимство — и потому сам принимал помощь и даже не спрашивал, чем за нее расплачиваться, не подозревал в злом умысле. Дома, на равнинах, десять раз бы подумал. Здесь — нет. Здесь подживет нога, тогда и будет время для вопросов. Яру было проще, он о таком не размышлял. Он, отпив половину, опустил кружку на колени и любопытно посмотрел на горца.

— Этин-нахар, а как вас зовут?

Тот встретил его взгляд, усмехаясь:

— А меня не зовут, сам прихожу. Но тебе, Эона, скажу, все равно ж доищешься. Янтором люди кличут.

— Как гору? — невольно удивился Кречет, оторвавшись от своей кружки.

— Как Отца Ветров! — поправил его Яр.

Горец кивнул, вернулся к очагу, помешивать густую похлебку, закипающую в котелке.

— Я могу чем-то помочь, этин-нахар?

— Отдыхай, Эона. Хотя… Схожу я кой-куда, пригляди за нашим обедом. А как вернусь, поедим — и будешь мазь для крылатого готовить.

Аэньяр преисполнился важности своего задания и тут же подхватился с места, вызвав у старших мужчин одинаковые улыбки.

Янтора не было около получаса. Похлебка сварилась, и Яр снял ее с огня, укутав в найденную в шкафчике ветошь — доходить и упревать. Горец вернулся с целой охапкой трав и свернутым из огромного лопуха кульком. Когда он выложил его на стол, лист развернулся, являя россыпь драгоценных янтарно-рыжих ягод, в которых словно не сок был, а само щедрое горное солнце застыло.

— Солнечная кровь! — обрадовано опознал Яр. — И кровавик. О, а это камнеломка?

— Верно. А еще семена «снежного поцелуя» и живокост. Через неделю Кречета на ноги поставим, — Янтор мимоходом потрепал рыжеватые вихры мальчишки, снова выбившиеся из косы, улыбнувшись энтузиазму, с которым тот оглаживал лекарственные травы. Сразу видать, к чему душа будет лежать.

Под их трескотню — Яра и огня в очаге — Кречет, пообедав, и уснул. Сквозь сон слышал, как языки пламени лижут бока котелка, как слизнули упавшую в огонь травинку, как сыплются и сыплются из Яра вопросы… Неугомонный мальчишка. Дорвался-таки до своего Эфара.