Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
В голове невольно всплыл кусочек из дневника, который зачитывал Яр.
«Стихия, при всей своей мнимой послушности воле мага, обманчива, — писал Аэно. — Стоит только довериться ей, поверить во всемогущество — и можно очень больно схлопотать. Потому что маг. Обязан. Контролировать. Себя. Это правило писано кровью многих и многих учеников, упившихся своей силой — и потерявших жизнь. На Птичьей скале я едва не погубил не только себя, но и учителя, всего на мгновение потеряв контроль и нырнув в упоение обманчивым ощущением того, что мне, малолетке, еще не научившемуся даже держать себя в руках, не сжигая все вокруг, доступна вся мощь Огня. Маг. Отвечает. Не. Только. За. Себя! Он в ответе за всех,
Сколько бы лет ни прошло, для любого Огненного эти слова оставались верны. Вбивались наставниками в глупые головы, вбивались первыми ожогами от влекущего с малолетства пламени, вбивались, вбивались… Других нэх учили тому же самому, но каждого — по-своему. И Кречет знал, что расслабляться нельзя. Вот доедут до стоянки — там хоть по углям бегай, а пока — нет, нельзя.
Перевал они прошли утром, еще до полудня. А к вечеру, к моменту, когда заходящее солнце заставило снеговые шапки гор загореться расплавленным золотом, добрались до первой высокогорной долины. Это, если судить по карте, была Таван-гэр, Алая крепость. Во времена Раскола — грозный форт, защищавший Алый перевал от темных. Ныне — один из туристических центров, небольшой, но многолюдный, полный жизни городок. Сама крепость, занимавшая стратегическое местоположение на скале над ведущей к перевалу дорогой, осталась неприкосновенной. Этакое орлиное гнездо, суровое, лишенное даже намека на украшательства: узкие бойницы, машикули, позволявшие вести обстрел навесом, мощный барбакан, больше похожий на вырубленный в скале тоннель. На шпиле башни, вросшей основанием в скалу, развевался штандарт анн-Теалья анн-Эфар — лазурный стяг с серебряной коронованной рысью.
Городок поставил путников перед сложным вопросом. С одной стороны, можно было проехать чуть дальше и заночевать в стороне у дороги. С другой — сколько они ночевали так, не имея возможности нормально поесть и помыться? Вопрос с едой стоял особенно остро: в любом случае придется сворачивать, чтобы купить хоть что-нибудь. Кречет, уезжая, рассчитывал на одного себя, а Яр, хоть и ел мало, но все равно изрядно поуменьшил припасы. За три недели пути они уже и грибами питались, и сушеное мясо подъели, и крупы, все, что были.
Кроме всего прочего, Яр, виновато потупившись, признался, что о такой жизненно-важной вещи, как деньги, убегая из дому, даже не вспомнил. Да и сколько у него там было тех денег? В их семье не было принято выдавать на карманные расходы — все, что нужно, можно было взять дома, а если отправлялись куда-то на скачки, то там было не до сувениров, это была сугубо работа, работа и еще раз работа. Даже для него.
Кречет оказался поумнее: прихватил все свои сбережения и то, что подкинул ему на дорогу Белый. Были там и «дорожные» подарки от их общих друзей. Так что на эту проблему он только рукой махнул. Хватит на первое время и на двоих, если не шиковать, а там уже и Эфар-танн. А уж он как-нибудь да подзаработает.
Сунувшись в пару гостиниц в центре города, не иначе как сдуру, Кречет слегка ошалел от цен, пока не понял, что здесь все сделано именно под туристов — тех богатых бездельников, которым хватает денег и времени, чтобы объехать памятные места и достопримечательности всего мира, от Северного моря до Теплых Вод. Им же стоит поискать что попроще. А такое всегда следует высматривать на окраинах и в районах победнее.
Здесь же понять, где там бедный район, а где нет, в принципе не представлялось возможным для человека, незнакомого с бытом горцев. Да и городок
Яр, поглазев на мучения Кречета, в итоге спешился и обратился к какому-то горцу, положившись на свое чутье. И оно не подвело: мужчина, вежливо остановившийся выслушать парнишку, забавно мешающего горские слова со всеобщим, в итоге улыбнулся и кивнул:
— Идите за мной, я провожу вас к хорошему постоялому двору.
По дороге он все косился на Аэньяра, щурил глаза, словно пытался понять, где же он его уже видел. Кречет очень хорошо его понимал. Сам так же когда-то пялился.
На него тоже косились, но уже не из-за лица, а из-за роллера, который вел за руль, не спеша обратно в седло. В этом городке замысловатый механизм казался чем-то чужеродным, то ли дело Ласка, мерно цокающая подковами по булыжной мостовой. Вместе с Яром она выглядела абсолютно к месту и ко времени. Того гляди, из-за поворота еще пара всадников-нэх в горских костюмах выедет.
Постоялый двор был таким, как описывал в своих дневниках Аэно. Сложенные из местного камня стены, вмурованные в них окна, деревянные ставни, разрисованные яркими узорами, кованый флюгер на односкатной крыше, поросшей мхом. Только не искусственно состаренный новострой, а самый что ни на есть исторический, испокон веков тут стоявший и путникам дававший приют. В нем все просто дышало этой стариной, от потемневшей резной вывески на кованых крюках, изображающей дородную женщину в богатых горских одежках, до тяжелых деревянных столов и лавок внутри. Постоялый двор именовался «Мать Гор».
Кречет с Яром даже притихли, пришибленные слегка впечатлением, одновременно восхищением и опаской как-то неловко повернуться, сделать что-то не так и выпасть из ожившей сказки обратно в реальность.
Народу внутри было немного, и был он весь таким, что Кречет внезапно уверовал в то, что, отворив дверь, они шагнули в прошлое как минимум на те же три сотни лет назад. Степенные пожилые горцы в замшевых и меховых безрукавках-унах, в расшитых оберегами сорочках и узких штанах, заправленных в высокие сапоги без каблуков, что-то негромко обсуждали за медовухой или квасом, кто его знает, что у них там в кружках плескалось. В углу задорно пересмеивалась компания молодежи, играли во что-то незнакомое Кречету, разложив по столу фишки и фигурки. А над всем этим витал такой сытный, густой, пряный запах, что рот сам собой наполнялся слюной, а живот подводило.
Они подошли к стойке, за которой неспешно выкладывал на обливную тарелку соленые крендельки то ли хозяин двора, то ли его помощник. Но Кречет почему-то сразу решил, что это именно хозяин, он так выглядел — неотъемлемым от всего этого, словно вросшим в это старинное, неспешное, основательное бытие.
— Айэ натиле*, путники, — прозвучало радушное, темные, яшмовые глаза хозяина обежали парней, оценив и степень усталости и голода, и, наверняка, платежеспособность. — Комнату на двоих? Добро бы и поужинать вам как след, горы силы пьют изрядно. Баранина есть в горшочках, зайчатина. Курица в меду с яблоками.
— Айэ, хозяин, — растерянно кивнул Кречет. Уж это-то слово он знал. — Вы во всем правы…
— А баранина такая, чтоб пожар только квасом залить можно было? — лукаво сощурился Яр, поздоровавшись в свою очередь. — Тогда нам ее. И сыру. И квасу.
«И чего-нибудь, чтобы поверить в реальность происходящего», — хотел добавить Кречет, но промолчал. И так до сих пор казалось нереальным, что роллер пришлось пристегивать не к привычной стойке, а к коновязи! Самой настоящей коновязи! И что на слова Яра о кобыле хозяин все так же степенно кивнул, ни капли не удивившись. Нет, ну по горам-то на своих двоих или на лошади сподручней… Но все равно!