Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
— Что у вас тут случилось? — выдавил. — Кто был?
— Почему — был? И сейчас есть. Так, куда собрался? Коня тебе старик-отец в конюшню ставить будет?
Трой стушевался и почти бегом бросился обиходить своего жеребца. Отец смотрел ему вслед и усмехался. Вернулся Трой быстро, хотя можно было не сомневаться: конь обхожен, корм ему задан, и вообще, все в порядке.
— Так кто? — выпалил, едва вывернув из-за угла дома.
— Идем уже, идем. Нетерпеливый какой.
Рисс словно нарочно никуда не торопился, почистил лопату от снега, прибрал в сарай и двинулся к дому, заставляя
Снег был чист, искрился так, что было больно глазам. Укрывал белым одеялом старый сад и матушкины цветники. Мимоходом Трою подумалось, что это хорошо, отец же всегда снег с дорожек сгребал именно туда, талая вода напитает землю, и цветы быстро пойдут в рост.
— Мать, Трой приехал, — едва войдя в дом, провозгласил Рисс, снимая теплый рабочий спаш и высокие сапоги.
Дом… в доме тоже было иначе. Пропало ощущение нежилого, застоявшегося пыльного воздуха, словно выметенное прочь свежим ветром с запахом весны, вымытое ключевой водой. Чистые, невидимые в ярком свете стекла пропускали солнце, и свежесть смешивалась с запахом согретых полов.
Трой увидел мать, вытиравшую руки полотенцем на пороге кухни, и уверился, что спит и видит счастливый сон про собственную юность. Потому что мать тоже выглядела на двадцать лет моложе. Слов, чтобы выразить охватившие его чувства, не нашел. Скинул сапоги, подошел, обнял бережно. Мать засмеялась, шлепнула его полотенцем.
— Спаш сними, в снегу весь!
— Мама, да что ж тут…
— Кая где, мать?
— В библиотеке, конечно.
«Кая» — имя было незнакомое, мягкое. Трой взглядом спросил дозволения и поспешил в библиотеку, напрочь забыв про верхнюю одежду. Замер на пороге, оглядываясь, ища сначала почему-то меж стеллажами, потом глянул на кресла у окна — и обомлел.
Солнце блестело в ее светлых, русых волосах, едва-едва взявшихся волной, рассыпавшейся по плечам. Широкоскулое лицо — он уже видел такие лица у уроженцев Аматана, с мягким абрисом полноватых губ, округлого подбородка, с широкими, миндалевидными глазами и тяжеловатыми веками. А глаза у нее были темными, он не сразу понял, какого цвета. Отчего-то показалось, что похожи на торфяные озера.
Понимание, кто перед ним, пришло разом, накрыло, как накрыло её силой, когда приехал. Удэши, это могла быть только удэши. И — Воды. Кристально-чистой, свежей воды, которой пропиталось все поместье, вот удивительно, не растеряв при этом солнечного тепла.
— А почему тогда Ткеш? — вырвался по-детски наивный вопрос.
— Он здесь раньше жил, — она рассмеялась, словно хрустальный колокольчик. — Здравствуй, Трой. Я рада, что ты приехал сегодня.
Трой невольно залюбовался ею, плавными движениями, только теперь осознавая, какой должна быть настоящая водница. Ничего общего с Ниираной. Почему-то не было никакого стеснения, неудобства и неловкости. Будто пришел в гости к старой знакомой, перед которой глупо строить из себя что-то. Он прошел,
— Спрашивай, я же вижу, как тебе хочется.
— Это все Янтор, да? Нехо писал, что тот занят каким-то важным делом…
Нехо и впрямь присылал письма, где говорил об удэши не таясь. Смешно таиться, для людей все это будет не более чем шифром, нелепицей, которую те при всем желании не поймут. А ведь достаточно было просто поверить в сказки.
— Он разбудил всех, кто еще мог проснуться. Меня, Ткеша… Всех, кто счел, что мир прочен и нерушим, и можно спокойно отдыхать от трудов и присмотра за нашими младшими.
Улыбка вышла горькой у обоих. Говорить о бедах не хотелось, и Трой поинтересовался:
— А Ткеш где теперь?
— Неужто не догадываешься? — Кая склонила голову к плечу, отвела локон за аккуратное ушко. — Там, где его помощь требовалась больше всего — и не так уж и далеко отсюда.
— Кровь Земли, — понял Трой.
Ну да, кому лечить поднявшийся вулкан, как не огненному удэши. Именно лечить, он в этом почему-то не сомневался. Ездил, видел: гора над лесом поднималась… За триста лет она, конечно, слегка сгладилась и зазеленела, но все равно ни в какое сравнение не шла с тем вулканчиком, который нарисовал на одной из своих картин Кэльх Хранитель.
— Верно. Он был здешним изначально, а вот я… Когда-то я пришла сюда из Льямы вместе с первым Солнечным. Ткеш уступил мне эту землю, тем более что сам все равно занимался больше Кровью Земли, чем остальным.
Пахнуло седой древностью, такой, что и подумать страшно. Но тут же ушло, растворилось. Снова была залитая солнцем библиотека, мягкая улыбка Каи и потрепанная временем и детскими ручонками книга.
— Расскажи? — попросил Трой. — О нем, о них… Я читал дневники Аэньи, но он описывал все со стороны, как видел сам.
— Хорошо, слушай.
Кая говорила, а он грезил наяву, видел, словно бы сам стоял на площади рядом с гигантским костром, еще не прогоревшим и до половины, не то, что до углей. Видел, как властно толкает собранная сила совсем еще молоденького парня в огненный круг, как заламывает руки стоящая поодаль, невидимая никому удэши: не в ее силах оградить новорожденного огневика от безумия голодной, жадной Стихии, да еще и противоположной ей. Но именно ее руки подхватывают рухнувшего уже за кругом Солнечного, именно она выхаживает его, выпаивает чистой водой, отчаянно закрываясь, чтоб не погасить и без того едва-едва теплящийся огонек в хрупком теле.
Он сам не заметил, как уснул, в любимом кресле Яра, том, где сын так часто засыпал, начитавшись, а иногда и наплакавшись, слишком остро принимая все злоключения любимых героев. И снилась Трою корона, полыхавшая в небе, будто расплавленное золото, и почему-то от этого было легко и спокойно, а все плохое — уходило, утекало под легкими прикосновениями.
Заглянувшая в библиотеку мать тихонько ушла: Кая сидела на ручке кресла и гладила по волосам уронившего голову ей на бедро Троя.
Комментарий к Глава 16