Делай, что должно
Шрифт:
— Товарищ майор, если капельное орошение? — тут же добавила Лескова, — Ранение небольшое, мышцы не повреждены, питательной среды для инфекции меньше, чем при огнестрельных ранах. Мы вполне можем успеть сработать на опережение.
— Спасибо. Сейчас я считаю линимент по Вишневскому более действенным. А вот салфетки с марганцевокислым калием добавлю.
Следующие трое суток командир медсанбата, кажется, была на ногах непрерывно. Наступление продолжалось, хотя приказа сменить расположение так и не поступило и все говорило о том, что дивизия уперлась в оборону врага и сходу не смогла ее пробить. Серая от бессонницы Прокофьева лишь
Кочетков плавал в жару никого не узнавая. В бреду звал жену, то уговаривал ее забирать детей и уходить, скорее уходить из Ростова, пока свободны еще дороги, то просил прощения, что не успел вернуться и забрать ее с девочками…
Температура держалась на сорока, левую руку пятнали страшные багровые отметины. Единственный раз, когда Раисе пришлось на час подменить Прокофьеву, она слышала, как та, меняя в который раз холодный компресс на голове раненого, еле слышно прошептала: “Господи, не оставь!”
Раису не столько слова эти удивили, сколько тон. В нем не было ни малейшей просьбы. Командир медсанбата майор Прокофьева направляла в небесную канцелярию требование — вернуть врача в строй! Она и с господом богом говорила как с начальством, а начальства, никакого, Ольга Никаноровна не боялась и никогда не робела перед ним, если надо — то и требовала, спорила. И как вышестоящее командование, самое суровое, в конце концов уступало, так и бог, если он был, решил повременить и не призывать в ряды небесной медслужбы еще одного хирурга.
Когда по-прежнему прямая как штык, Прокофьева выбралась из палатки на воздух, произошло это еще через три дня, Раиса была готова услышать от нее: “На ампутацию”, но от увиденного онемела. Суровая Ольга Никаноровна улыбалась. До сих пор можно было решить, что она вообще не умеет этого делать.
— Температура упала. Отстояли, — сказала она коротко и строго, как всегда. Но глаза, глаза ее, глубоко запавшие на осунувшемся, остром лице, светились. И с чего Раиса взяла, что они у нее серые? Зеленые, кошачьи прямо, живые женские глаза. Молодые. — Так, ты чего не спишь, Поливанова? У твоей смены отдых. Шагом марш.
Прошли еще сутки, когда “бригаде два часа отдыха” сменились командой “бригаде отбой”. А потом пришел приказ о переходе к обороне и передовую группу отозвали обратно. Работать стало чуть проще.
Фронт опять врос в землю, и только ежедневная канонада казалась слышнее и злее, чем обычно. Как назло зарядили дожди, летняя жара уступила стылой сырости. В палатках для тяжелораненых даже поставили печки, подтапливать. Хотя до сих пор отдельно обогревали только шоковую.
Вот таким сырым вечером, когда из низких туч опять сеялся мелкий, пронизывающий дождь, подошла подвода, привезшая единственного раненого. Ездовой почему-то вел лошадь под уздцы, и по тому, как на нем самом обвисала мокрая плащ-палатка, а на сапогах налипло по пуду, было ясно, что он так шел с самого начала. Тут же у подводы шагали два бойца, такие же усталые, промокшие. Рядовой, невысокий, коренастый, лет тридцати, поглядывал на подводу и раненого с какой-то опаской, сержант — совсем молодой, лет на десять моложе своего подчиненного, шел чуть не у самого колеса и с нарочито бодрым видом дымил самокруткой,
— Помощник командира саперного взвода сержант Горохов, — доложился молодой боец, — Тяжкое у нас дело, товарищи доктора. Зовите командира.
И не сразу позволил санитарам с носилками подойти. Те очень удивились, но Прокофьеву вызвали. И оказалось, что на счет неразорвавшейся бомбы Раиса почти угадала. Только боеприпас перепутала. Не бомба, конечно. Минометная мина.
Когда-то по пути к Перекопу на попутной машине Раиса на ящиках с такими минами выспаться умудрилась. Шофер ей потом даже показал, на чем она устроилась. Мелкая мина с небольшую свеклу величиной. И форма похожа, тоже округлая, с острым носиком, только вместо ботвы стабилизатор, стальные перья.
Вот этот хвост и торчал наружу у правого плеча раненого, окруженный витками окровавленной марли. Даже то, что капитана перевязать сумели, казалось чудом. Мина не разорвалась, но что с ней и в какой момент заряд сработает, не знали даже саперы.
На короткое совещание с ними Прокофьева позвала только троих — Ведерникову, Лескову и Раису. Объяснила коротко — мина в мягких тканях плеча. Медлить с операцией нельзя.
— Если мина встала на боевой взвод, товарищ майор, может быть все, — сказал сержант, — Это пятьдесят миллиметров, самая пакостная.
— Точнее, пожалуйста. Взрыв возможен при прикосновении к любой ее части, включая стабилизатор?
— Так точно. Может, она и вовсе не взорвется. А может от громкого голоса сработает. Носик трогать опаснее всего, но, — он виновато посмотрел на Прокофьеву, — Нету к полусработавшему боеприпасу безопасного подхода.
— Пожалуйста, без лирики. С неразорвавшейся как предполагаете поступить?
— Предписывается уничтожать подрывом на месте. При невозможности, как у нас — поместить в ящик с песком, как можно аккуратнее. И, отнеся на безопасное расстояние, подорвать. Если какую ямку найти, полста метров хватит.
— Ясно. Тогда, товарищ сержант, вам придется присутствовать при операции.
Раиса стояла рядом с сапером и услышала, как он коротко вздохнул, как будто собирался нырять в прорубь:
— Есть присутствовать. Аккуратненько ее… принять у вас, — сержант сбился с уставного тона, — и сразу унести от греха подальше.
Прокофьева медленно, очень внимательно обвела глазами свою команду. Лескова чуть подалась вперед и Раиса ждала, что она сейчас скажет, “разрешите мне ассистировать, товарищ майор”. Но Ольга Никаноровна, похоже, предугадала это и еле заметно качнула головой. Она молчала еще секунд пять, невероятная для ее быстрой манеры решать и распоряжаться пауза. Наконец сказала, ничуть не изменившись ни в лице, ни в голосе:
— Готовьте операционную. Товарищу сержанту выдать халат и подробно проинструктировать, как вести себя и где стоять. Оперировать буду я, под местным. Операционная сестра — Поливанова. Больше не нужно никого.
Ведерникова хотела было возразить, но натолкнувшись на взгляд командира, не сказала ни слова.
Халат на сержанта едва нашли, и то он все равно не сходился до конца на его богатырских плечах.
— Вам приходилось видеть, что такое хирургическая операция? — спросила его Прокофьева.