Делай, что должно
Шрифт:
И обернувшись к матери, у которой почти мгновенно задрожали в глазах слезы, улыбнулась ей, упрямо и весело, и тут же, без перехода заиграла “Марсельезу”.
Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrive!
Летчики подхватили. Наверняка еще недавно они учили ее в школе, может даже пели на уроках.
Мы вернемся. Пусть не сразу, но непременно вернемся. Для этих мальчишек город в песне наверняка свой. Может, это Геленджик,
Покидал он Геленджик налегке. Вещмешок почти пуст. В планшете — две книги, издание Юдина, трижды теперь дорогое и памятное, и новая совсем "Транспортная иммобилизация", 1942-го года. С двумя аккуратными строчками по форзацу: “На добрую память коллеге и учителю. d-r Григорьева”. С этих двух книг предстояло теперь заново прирастать походной библиотеке.
Медкомиссия признала годным без ограничений. Спросили, похоже, для проформы, не считает ли коллега необходимым отдохнуть в санатории, проверить работу сердца. Не считает. Что ж, снова тянуть билет в санслужбе армии. Пока попадались счастливые.
Как обычно, под администрацию заняли какое-то школьное здание, а может, и училище. Вывеску, похоже, не один месяц назад близким разрывом сбило. Палисадник вокруг двухэтажного здания с сильно обшарпанными, исклеванными осколками стенами и окнами, частично забранными фанерой, в мирное время наверняка ухоженный, был вытоптан и изрыт колеями множества машин. В коридорах царила вечная суета и табачный чад был таким плотным, что запросто сошел бы за дымовую завесу. За фанерной перегородкой шумели голоса, кто-то яростно спорил, как можно было понять — требовал пополнения:
— А я говорю, чтоб укомплектовали полностью! Я вам таких людей отдал — от сердца отрывал! Что я с таким некомплектом сделаю?! В таком составе это не работа — вредительство форменное! Дайте хотя бы командиров рот опытных, дальше научу, не впервой!
Ответа расслышать было нельзя, но возмущавшегося нехваткой людей командира он очевидно не порадовал.
— Хотя бы одного кадрового дайте! Люди дальше разорваться не могут! Не могут, понимаете?! Да, всем тяжело, но без двух кадровых медсанбат не работает! — рокотал тяжелый голос, похожий на гул идущего на бреющем самолета.
И прежде, чем Огнев понял, что голос этот ему хорошо знаком, дверь распахнулась и в коридор вывалился… Денисенко! И застыл с видом человека, средь бела дня и в здравом рассудке встретившего привидение.
— Чаю воскресения мертвых, — выдохнул он густым протодьяконским басом. Когда-то в студенческие годы пел младшекурсник Денисенко в университетской церкви. — Ты! Живой! Черт с вами, — обернулся он в дверь, — Давайте ваших толковых студентов. Его вон отдайте, справимся! Давай предписание, Алексей Петрович, пока они не передумали!
Глава 6. Астрахань и вверх по Волге. Конец августа 1942
К
— Так же нельзя! — кипятился он, расхаживая по кабинету. От возмущения он даже хромал сильнее обычного, — Нельзя так рано выписывать! Ни вас, ни кого еще. А взяли — и сразу на выписку пятнадцать человек!
— Тогда почему же выписывают? — про себя Раиса полагала, что уже вполне можно. Но спорить не стала.
— Приказ, — врач бросил очень выразительный взгляд вверх.
— Ставки? — недоуменно спросила она.
— Если бы! Начальника госпиталя. Какое-то время до фронта у вас будет, разрабатывайте руку обязательно, не переставайте.
Никакого объяснения, кроме срочно понадобившихся свободных коек, Раиса этой спешке не находила. Что же, приказали — значит собираемся. В конце концов лично ей уже осточертело считаться выздоравливающей, до рези в глазах опостылела солнечная курортная тишина. В сводках — бои в районе Пятигорска. Мелькают новые названия — Котельниково, Клетская. Немцы стремятся переправиться через Дон. А что было после Днепра, Раиса слишком хорошо помнила.
За предписаниями направили куда-то к черту на рога. Покидали город целой командой. Военных медиков набралось человек двадцать. В основном — позавчерашние студенты, как и Раиса — после госпиталя. Еще один пожилой военврач второго ранга, годами постарше Алексея Петровича будет, да несколько девушек-санитарок.
На третий день пути по горным дорогам попутчики уже звали ее тетей Раей. Узнав, что она из Крыма, ни о чем более не расспрашивали. Молодые врачи и сами успели хлебнуть лиха, повидать, что такое фронт. А старший товарищ хмурился и на все корки бранил начальника госпиталя за приказ о выписке.
— Статистику себе правит, не иначе. Я на таких типчиков еще в шестнадцатом насмотрелся! В другой район, с глаз долой, из сердца вон. Вы же операционной сестрой были, верно? Так вам теперь главное — не попасть куда-нибудь фельдшером в батальон, — говорил он Раисе. — Это, сударыня, такая лямка, что вы через неделю рассыплетесь. Поверьте моему опыту.
Раиса хмурилась, но помалкивала. Про себя она давно решила, что будет требовать направить ее куда-нибудь не далее медсанбата, в тыл ни в каком виде не пойдет. В батальон — так в батальон, нашли, чем пугать.
— Напрасно сердитесь, — собеседник похоже видел ее насквозь. — Из вас батальонный фельдшер, как из него самого — операционная сестра.
Однако в очередной канцелярии или как ее следует называть (штабные хитросплетения так и оставались для Раисы вещью гораздо сложнее анатомии), все вышло совсем не так, как она думала. Фронту требовались в первую очередь врачи. Хоть какие, хоть экстренной фронтовой выучки, но врачи. А Раису с ее средним образованием опять не могли придумать, куда деть.