Делай, что должно

Нерода Маргарита

— Что вы отдыхать не идете? — Нина Федоровна устроилась в деревянном кресле под лампой, с облегченным вздохом отправив под стол туфли, у нее всегда сильно отекают ноги, — Если хотите, в кают-компании чай горячий.

Чай и хлеб с маслом для дежурящих по ночам врачей там всегда есть. Приказ капитана. Ночью в кают-компании обыкновенно людно, именно там соприкасаются теснее всего экипаж и госпиталь, чай ведь для всех — и кто с дежурства, и кто с вахты.

Здесь по-домашнему уютно, под потолком мягко светит лампа под плафоном, похожим на большую тарелку, он плоский,

потому до сих пор и не разбился. На стене большая карта, где отмечают продвижение линии фронта и несколько фотографий в рамках под стеклом, старых, царских еще времен. На всех пароходы, баржи, незнакомые Раисе пристани.

Сейчас здесь только три человека, комсостав. Дубровский и Гуревич, их смена давно кончилась, но кто им даст отбой. И комиссар корабля, женщина чуть старше Раисы, единственный в экипаже, кроме зенитчиков, человек с воинским званием. Выглядит почти как в “Оптимистической трагедии”. Только комиссар “Абхазии” на самом деле по званию старший политрук с замещением должности батальонного комиссара. Больше одной шпалы ей, бывшему заводскому парторгу, не дали.

— Сначала чай пей, доложишь потом, — Дубровский пододвинул Раисе кружку. — Знаю, что все в порядке, иначе бы уже позвали. Наши свежие гипсы, плечо, бедро и голень, как, без изменений? Температуры нет? Ну вот и хорошо.

— Если мы с вами сработали грамотно, неприятностей можно не ждать, — строго заметил Гуревич. Гипсовать на борту было его идеей, и он не допускал и мысли, что что-то могло не получиться. До сих пор благополучно справлялись. Дубровский неожиданно хмур. Не то чтобы совсем не в духе, скорее озабочен.

— И все-таки, меня больше беспокоят наши пятеро челюстных, — он не дал собеседнику углубиться в “Военно-медицинский журнал”. — Стоматолога в штате нет и не обещают, а нужен.

— Пока все пятеро стабильны, по Энтину [автор большинства советских довоенных и военных руководств по челюстно-лицевой хирургии] справляемся, в Саратове их готовы принять в спецгоспиталь.

— До Саратова два дня. Нужен, нужен стоматолог. Нельзя дальше полагаться на книги. В Саратове ли, в Горьком — но непременно надо найти. Хоть в ковер завернуть как черкесы краденую невесту!

— Коллега, вы испытываете судьбу! — Гуревич поморщился. — Однажды вас за такие фокусы с кадрами…

— Дальше фронта не пошлют. А стоматолог нужен. Вы не пугайте, для этого у нас есть отдельный род войск, — какой именно, Дубровский объяснить не успел, столкнувшись с очень выразительным взглядом комиссара, — Понимаю, товарищ комиссар, не одобряете.

— Вам, Владимир Евгеньевич, не хватает только каперского патента! — отвечала она строго. — То, что устраиваете вы и боцман товарищ Жилин — это какое-то гуляй-поле! Так нельзя. Как комиссар — я решительно против. Но я не могу не ценить вашу преданность делу. Как коммунист и ответственное лицо в экипаже.

— Понимаю. Как начальник сантранспорта, сам такого подхода не одобряю. Но иначе — не могу.

— И все-таки, все ваши художества, товарищ Дубровский, они же до первой проверки. Как только она случится, кадры вам урежут.

— Ваши предложения?

—

Хотя бы не показывайте им ваше… пополнение. Особенно тех сотрудников, которыми вы более всего дорожите. Ради общего блага. Да, я это не могу одобрить. Но и препятствовать тоже не могу.

— Вы сейчас наше пополнение до полного онемения доведете своими спорами, — прервал его Гуревич с неожиданной усмешкой. — Вы слышали, товарищ Поливанова, что этот пират собирается сотворить? Вероятно, от внезапной комиссии вас придется прятать где-нибудь среди такелажа.

Раисе смешно и неловко, все-таки начальство. Но ответила, что прятаться от комиссии заранее согласна, и так с предписанием не все гладко вышло, чуть в тыл не услали.

— То есть, прятаться от комиссии вы согласны, а в тыл — категорически нет? Достойно уважения. Берите хлеб, что же вы пустой чай-то.

На фотографии как раз над столом — пароход, очень похожий на “Абхазию”, но название другое — “Царица Тамара”. На средней палубе нарядные барыни в пышных платьях, с кружевными зонтиками в руках.

— Добрый вечер, товарищи эскулапы! — появился сам капитан. Лисицын пришел с вахты, самый сложный участок реки пройден, через час ждут бакенщика, проведет среди островов. Разговор перешел на ремонт, без которого не обойтись. “Абхазия” не без труда, но дойдет до Горького, капитан тоже не хочет задерживаться в пути, но там уже встаем на несколько дней.

— Этапно-эвакуационным методом чиним, — подвел черту Дубровский.

Комиссар сидела над книгами, готовясь к политбеседе: “О бдительности, товарищи, надо говорить особо! Не так давно такой же вот госпитальный пароход угодил под бомбежку из-за шпионов-ракетчиков. Замаскировался как положено, но в сумерках вахтенные увидели, как две зеленых ракеты взлетели от правого берега. Капитан приказал менять стоянку, но не успели толком отойти — как налетели немцы”.

Лисицын слушал, хмурясь.

— Бдительность, оно правильно, товарищ комиссар, — произнес он наконец. — Но к ней должна быть еще и голова. Болтунов и ротозеев у нас нет! Я за каждого человека в экипаже поручусь лично. Но раззадоривать людей такими разговорами — тоже не след. Или будет, как уже было на “Перовской” в июле, когда на любой шорох готовы были облаву устраивать. Если по горячке рыбака одинокого за сигнальщика примут — беда малая. А большая, если на настоящего ракетчика нарвутся. Обученного и вооруженного. Поймать — не поймают, а кто-нибудь схватит пулю.

Комиссар начала горячиться. Ей повод для разговора виделся очень важным и своевременным. Но Лисицын гнул свое. Напрямую не спорил, но раз за разом повторял, что полезнее сейчас — разговор о положении на фронте.

— Мы не боевое подразделение, а транспортное, поймите. Наша задача — прийти в Горький, не потеряв людей и корабль. А не ловить диверсантов по камышам в свободное от несения вахты время. Это только в “Боевом киносборнике” их можно на голый крючок безо всякой наживки брать. У меня три человека в команде имеют настоящий боевой опыт, и то с Гражданской еще. Только три. На шпиона — маловато.