Дело Джен, или Эйра немилосердия

Ффорде Джаспер

Кроме Босуэлла и Виктора, присутствовали еще два детектива из убойного отдела, что допрашивали нас прошлой ночью. Вид у них был угрюмый и усталый, и на литтективов они смотрели с подозрением.

— С добрым утром, Четверг, — радостно приветствовал меня Виктор. — Помнишь «студебеккер» парня, который убил Арчера?

Я кивнула.

— Ну так вот, наши коллеги из убойного отдела нашли этот труп в багажнике.

— Уже выяснили, кто это?

— Пока нет. Посмотри-ка.

Он показал поднос из нержавеющей стали, на котором лежало имущество

покойного. Набор небогатый: сточенный наполовину карандаш, неоплаченный счет на крахмальные воротнички и письмо от матери, датированное 5 июня 1843 года.

— Можем мы поговорить наедине? — сказала я.

Виктор вышел со мной в коридор.

— Это мистер Кэверли.

— Кто?

Я повторила то, что рассказал мне доктор Спун. Виктор даже не удивился.

— То-то мне показалось, что он выглядит как книжный персонаж, — сказал он наконец.

— Вы хотите сказать, такое бывало и прежде?

— Вы читали «Укрощение строптивой»?

— Конечно.

— Значит, вы помните, что в прологе участвует пьяный медник, которого убедили в том, что он лорд и, собственно, для него и играют спектакль?

— Конечно, — ответила я. — Его зовут Кристофер Слай. Произносит пару реплик в конце первого акта и больше не упоминается…

Я осеклась.

— Вот именно, — сказал Виктор. — Шесть лет назад близ Уорвика нашли необразованного пьянчугу в совершенно невменяемом состоянии. Он говорил лишь на елизаветинском английском и называл себя Кристофером Слаем. Требовал выпивки и очень интересовался, чем закончилось представление. Мне удалось полчаса проговорить с ним, и я понял, что он не притворяется, а вот он так и не смог дотумкать, что находится уже не в своей пьесе.

— И где он сейчас?

— Никто не знает. Его забрали два каких-то ТИПА-агента вскоре после нашей с ним беседы. Я, конечно, пытался выяснить, что с ним случилось, но вы же сами знаете, какие параноики в Сети!

Я вспомнила, что случилось в Хэворте, когда я была маленькой девочкой.

— А как насчет обратного варианта?

Виктор бросил на меня острый взгляд:

— Что вы имеете в виду?

— Вы никогда не слышали о ком-нибудь, кто перескочил бы в противоположном направлении?

Виктор уперся глазами в пол и потер нос.

— Очень уж радикально, Четверг.

— Но вы считаете такое возможным?

— Держите идею при себе, Четверг, но — да, я начинаю думать, что это возможно. Барьер между реальностью и вымыслом куда тоньше, чем нам кажется. Это как замерзшее озеро. Сотни людей могут пройти по нему, но однажды вечером лед проломится и кто-то провалится, а наутро полынья уже замерзнет. Вы читали «Домби и сын» Диккенса?

— Да.

— Помните мистера Глабба?

— Рыбака из Брайтона?

— Верно. «Домби» завершен в тысяча восемьсот сорок восьмом году, а в пятьдесят первом был составлен список персонажей. Мистера Глабба там нет.

— Может, просто упустили?

— Возможно. В тысяча девятьсот двадцать шестом году коллекционер

старинных книг по имени Рэймонд Балг исчез во время чтения «Домби и сына». Об этом инциденте широко сообщалось в прессе, в частности повторялось высказывание его помощника. Тот был убежден, что Балг «превратился в дымку и улетучился».

— А Балг подходит под описание Глабба?

— Почти точно. Балг коллекционировал романы о море, а Глабб как раз об этом и любит рассказывать. Даже если читать «Балг» задом наперед, то получим Глаб, почти Глабб. Так что напрашивается вывод, что это он сам и есть. — Виктор вздохнул. — Наверное, вы думаете, что это невероятно.

— Вовсе нет, — сказала я, думая о своей встрече с Рочестером. — Но вы абсолютно уверены, что он «провалился» в «Домби и сына»?

— Он мог прыгнуть туда по собственной воле. Просто там ему было лучше — и он остался.

Виктор смотрел на меня как-то странно. Он не осмеливался никому рассказывать о своих теориях, чтобы не подвергнуться остракизму, но перед ним стоял литтектив вдвое его моложе, который в своих предположениях зашел куда дальше. И тут его озарило.

— Вы тоже переходили эту грань, правда?

Я посмотрела ему прямо в глаза. За этот разговор нас обоих могли уволить.

— Один раз, — прошептала я. — Когда была маленькой девочкой. Не думаю, что у меня снова получится. Много лет я считала, что это была просто галлюцинация.

Я уж хотела продолжить и рассказать ему о том, как после перестрелки в квартире Стикса появился Рочестер, но в этот момент в коридор выглянул Безотказэн и попросил нас войти.

Мистер Туп-н-Филей закончил первичный осмотр.

— Один выстрел в сердце, очень точный, очень профессиональный. Во всем остальном тело нормальное, за исключением следов перенесенного в детстве рахита. Сейчас это редкость, так что опознание не составит труда, если только он не провел юность в другой стране. Очень плохие зубы, вши. Вероятно, не мылся по меньшей мере месяц. Мало что могу добавить к сказанному, кроме того, что в последний раз он ел баранину, тушенную с почками, и пил эль. Когда возьмем пробы тканей и отправим в лабораторию, можно будет сказать больше.

Мы с Виктором переглянулись. Все верно. Тело принадлежало мистеру Кэверли.

Больше здесь делать было нечего. По дороге я рассказала Безотказэну, кто такой Кэверли и откуда он взялся.

— Не понимаю, — пробормотал Безотказэн, когда мы шли к машине. — Как Аиду удалось устранить Кэверли из всех изданий и экземпляров «Чезлвита»?

— Потому что он начал с оригинала, — ответила я. — Для нанесения максимального вреда. Все издания этого романа на планете в любом виде происходят от первого акта творения. Когда изменяется оригинал, меняется и все остальное. Если бы кто-то мог вернуться в прошлое на сто миллионов лет назад и изменить генетический код первого млекопитающего, все мы стали бы совершенно другими. Аналогичный процесс.