Дело о краже артефактов
Шрифт:
— Пожалуй, что так, — кивнул Иван. — Сегодня на слуг Суволли будут показывать пальцами и бесплатно поить в кабаках, чтобы посплетничать об убийстве. Но следить все равно нужно.
— Следят, — снова зевнул коротышка. — Я привлек всех, на кого можно рассчитывать.
И, потерев глаза, пожаловался:
— Одна беда — в Кнакке все друг друга знают. Пришлось съездить в Лас и Альфену. Уговорил нескольких верных ребят отправиться на ярмарку. Их тут с полицией никто не свяжет — обычные фермеры, приехали поторговать…
Ивану стало жалко маленького полицейского, который всю ночь мотался черт знает где:
— Когда вы получите
Пфалирон кивнул.
— Ну, тогда отправляйтесь домой! Господин Томот, по-моему, совершенно прозрачно намекнул, что не хочет вас видеть в таком состоянии. Завтра поговорим. А я покручусь еще у Суволли, а потом съезжу на ярмарку.
Иван пока не понял, существует ли в Кнакке что-нибудь вроде общественного транспорта. Извозчики, может, и есть, но как горожане отличают их от частных экипажей, непонятно. Большинство кнаккцев, не имеющих собственного выезда, перемещалось в пространстве на своих двоих. Впрочем, землянина транспортные проблемы не коснулись: с первого дня в его распоряжении оказалась служебная коляска. Точнее, одна из полицейских колясок: менялись и лошади, и кучера.
Вчерашнего звали, кажется, Пит, он был похож на «низшего чина» из любого мира — армейская выправка и идиоткско-преданное выражение лица, за которым в большинстве случаев скрывается досада на начальников, принуждающих работать. Сегодняшний оказался мал ростом, словно гном, горбат, кривобок, небрит и, словно родной брат, походил на конюха Акира.
— Олон из Татусы! — рапортовал он, стоило Ивану забраться в стоящую перед входом в полицейское управление коляску. — Куды гнать-то?
— В Сады, к дому Суволли, — ответил Иван. — Только не гони, езжай потихоньку, хочу город посмотреть.
— Понял, вашвашество!
— А тамошний конюх тебе не родня? — заинтересовался Иван. — Он тоже из Татусы. Кстати, а почему ни у тебя, ни у него нет фамилии?
— Дык на что она, эта ваша общая кличка? — хихикнул кучер, не отрывая взгляда от спины лошади. — Это вы, высокие народы, все по полочкам разложить норовите, а у нас, желдов, полочек нет. Каждый — сам себе свой да папы с мамой. Акир — сын Аката и Рины. Акат — сын Алоя и Тарты. Алой — сын Абана и Ойлы… Все понятно! Каждый про каждого скажет, кто он и кто его папа с мамой.
— Это кто знает, — возразил Иван. — А кто не знает, вот как я?
— Кто не знат — тому и знать не надоть! Неча лезть куды не звали, — снова хохотнул кучер, но осекся, с опаской глянув на Ивана.
Землянин решил не строжить мужика и улыбнулся:
— Так позвали. В наших краях желды не живут, но, коли меня сюда позвали, мне надо знать.
Кучер на миг замолк, но решил, что столичный хлыщ, похоже, прав, и начал перечислять:
— Олон — сын Олбаза и Нили, Олбаза все в Кнакке знают, он раньше, давно, до холодного лета, тоже гонял коней господина начальника. И Нилю все знают, она утят продает, у нее самые лучшие утята в Кнакке! Олбаз — сын Олена и Зары. Олен тоже коней гонял, и Зару все знали, она Императорской кошке занозу из лапы вынула. А Олен — сын Ольта и другой Нили, старой, которую Ольт из леса взял… Теперь ты знаешь!
— Знаю, — кивнул Иван.
На миг ему показалось, что он прикоснулся к чужой тайне, но в чем она — непонятно. Кто такие эти желды? Еще одна раса, гномов с эльфами этому миру мало? Хотя с виду кучер походил на обычного человека — ни острых ушей, ни экзотической расцветки.
А кучер тем временем продолжал:
— Акир Олону не родня, нет! Не надоть нам такой родни! Олон вино не пьет, Олон законы знат! Акир — лентяй. Совсем глупый и ленивый. Но коней слышит, хорошо слышит, и кони его слышат. Потому красный маг своих коней ему дал. Никто не слышит коней лучше, чем желды…
Олон еще немного поворчал по поводу глупцов, которые пьют вино, а потом говорят с лошадьми, и бедные лошади должны терпеть, но Иван уже не слушал его. Землянина вдруг пронзило ощущение чуждости окружающего мира. То и дело возникали какие-то реалии, которых на Земле нет и не может быть. Магия пропитывала буквально все. Пусть способностью к волшбе мог похвастать далеко не каждый, но не-магическая часть мира была вынуждена применяться к существованию колдовства.
«Похоже, дело Суволли у нас могут забрать, — сообразил Иван. — Не может такого быть, чтобы в этом мире не существовало какой-то особой магической полиции! Не важно, как она называется: „инквизиция“ или „малое тайное сыскное войско“. Или, может быть, какой-нибудь „орден ведьмаков“. Но тем, кто имеет возможности, далеко превосходящие возможности среднего обывателя, должны противостоять силы с еще большими возможностями. Если есть подозрение, что преступник вооружен огнестрелом, на задержание погонят как минимум автоматчиков. Что я, абсолютный профан в магии, могу сделать против мага? Подойти и предъявить удостоверение, дескать, проследуем в отделение, гражданин колдун? Ага, так он и проследует… Но тогда зачем я тут нужен?»
— Этоть, вашвашество, а коляску в вороты загонять? — голос кучера отвлек Ивана от размышлений.
Оказывается, они уже добрались до поместья Суволли.
— Как тебе удобнее, Олон, — ответил сыщик.
Глава 17
Наконец-то Иван нападает на след лаковых ботинок.
У дверей усадьбы сыщика встретил худенький парнишка, которого тот мельком видел на похоронах — сын садовника. Опыт землянина в общении со слугами ограничивался только девушкой в пансионе, но Ивану показалось, что парнишка чуть более расторопен, чем требуется от хорошего лакея.
— Прикажете доложить госпоже?
Иван не успел ответить, а юный Бооти уже метнулся к лестнице.
— Стой! — окликнул его сыщик. — Доложи леди Лилиан о моем приезде, но скажи, что я хочу поговорить со слугами, ее беспокоить не буду. И позови Оорно.
Первой Иван решил допросить младшую горничную. Все-таки девушка больше всех общалась с погибшей. Не могла же Клаари Брютти быть такой скрытной, чтобы никто вообще ничего не знал!
Сыщик видел Сильвию на похоронах: не красавица, но довольно привлекательная — худенькая, востроносенькая, лицо усыпано крупными веснушками, но волосы густые и кудрявые, того темно-бронзового оттенка, которого тщетно добиваются земные модницы, а взгляд зелено-карих глаз — живой и любопытный. Этакая шустрая белочка, глядя на которую хочется улыбнуться.