Дело о сбежавшем трупе
Шрифт:
— Как вы это установили?
— Мы проверили владельца машины, который зарегистрирован под этим номером. Он проживает на юге штата, женат, у него семья, в общем это совершенно другой человек. Кроме того, он не покидал дома в течение последних сорока восьми часов: машина не выезжала из гаража. Он никому ее не одалживал, следовательно, она не могла оказаться здесь.
— Человек из мотеля — самый ценный свидетель защиты, — заметил Мейсон.
Вандлинг кивнул в знак согласия.
— Будь он свидетелем, чьи показания имели бы ценность для обвинения, — продолжал
— Я улавливаю некую скрытую мысль в ваших словах, — поморщился Вандлинг, — и то, как вы ее формулировали, мне не нравится.
— Существуют некие аспекты того, что произошло, которые не нравятся мне, — парировал Мейсон.
Лицо Вандлинга снова озарилось заразительной улыбкой.
— Вы собираетесь занять жесткую позицию?
Мейсон улыбнулся кончиками губ, но его глаза оставались холодными и жесткими.
— Да!
— Я так и думал, — признался Вандлинг. — Ну что же, Мейсон, будем говорить начистоту. Окажись он свидетелем обвинения, его показания подтвердили бы факт совершения убийства. Правильно?
— Я тоже так считаю.
— Стало быть, полицейские, если бы они понимали, что имеют дело с убийством и им здорово попадет, упусти они такого важного свидетеля, предприняли бы меры для идентификации этого человека и знали бы, где его искать. Но из его слов вытекало, что никакого преступления не было. Вот почему полицейские так небрежно отнеслись к выполнению своих обязанностей. Хотя повторяю — произошла грубая ошибка в расследовании, и мне это не нравится. Очень не нравится.
— Этот свидетель весьма важен. Полиция не должна была упускать его.
— Я полностью согласен с вами.
— И к чему же мы пришли? — спросил адвокат.
— Боюсь, — ответил Вандлинг, — что наши позиции в этом случае оказываются диаметрально противоположными. В свете происшедшего я вынужден предъявить Мирне Давенпорт обвинение в убийстве. Я собираюсь возбудить против нее дело по данному обвинению. Естественно, я не хотел бы этого делать, зная, что Эд Давенпорт действительно вылез из окна своей кабины. Однако, даже если мы и разыщем этого свидетеля, он может только показать, что видел мужчину в пижаме и босиком, который вылез в окно, сел в машину и уехал. Но опять же, по его словам, это был Эд Давенпорт.
— Вы обнаружили труп убитого? — спросил Мейсон.
— Да, обнаружили.
— Никаких сомнений, что это Эд Давенпорт?
— Абсолютно никаких.
— Во что он был одет?
— На нем была пижама. Его босым закопали в яму, которая была вырыта заранее, за два-три дня.
— Вы хотите сказать, что его зарыли в яму, которая существовала какое-то время?
— Э.., это ваша оценка ситуации, — заметил Вандлинг. — Что касается меня, то, по-моему, ее выкопали заранее за несколько дней с определенной целью — спрятать тело убитого.
— От чего он умер?
— Мы не уверены, — ответил Вандлинг, — но, видимо, его отравили.
— Мышьяк?
— Цианистый калий. Вскрытие еще не проводилось.
— Значит, смерть наступила почти мгновенно. Вандлинг молча кивнул головой.
— Конфеты? —
— В его сумке нашли конфеты с мышьяком и цианистым калием. Главным образом с мышьяком. С цианистым калием меньше. Аккуратно сработано. Часть начинки была удалена, по-видимому, с помощью шприца и заменена ядом.
— Но, черт возьми, для чего понадобилось прибегать к двум ядам? — удивился Мейсон. Вандлинг угрюмо заметил:
— Я тоже хотел бы получить ответ на этот вопрос.
— Тем более странно, — заметил Мейсон, — что один действует медленно, а другой почти мгновенно.
— В том-то и загвоздка, — признался Вандлинг. — По существу, в этом деле несколько вопросов, на которые я не могу найти ответа. Если я обращусь к жюри с просьбой о вынесении смертного приговора этой женщине, то я должен быть вполне убежденным, что она виновна в хладнокровном,» заранее обдуманном тяжком убийстве первой степени.
Мейсон, в свою очередь, молча кивнул головой.
— Я много читал о вас, — продолжал Вандлинг. — Вы сражаетесь жестко и изобретательно. Вы любите драматические эффекты. Я не хочу выступать против вас в таком сложном деле, не будучи полностью уверен, что не проиграю его.
— И что из этого следует? Вандлинг дружески улыбнулся.
— Из этого следует, что я сказал все.., на данный момент.
— А нельзя ли конкретизировать?
— Повторю. Я не могу требовать смертного приговора, не будучи уверен, что это хладнокровное, умышленное, заранее обдуманное убийство. В данном деле имеется ряд вопросов, на которые я пока не могу найти ответа. Вопросов, которые, по-моему, необъяснимы. Взять хотя бы свидетеля защиты, ускользнувшего от полиции. Я не могу рисковать своей репутацией. Вы, Мейсон, динамит. Вы смертельно опасны. Ведь если в деле всплывут факты, которые обвинение не сможет отвести, вы драматизируете их таким образом, чтобы они сыграли решающую роль.
— И что из этого следует? — повторил свой вопрос Мейсон.
— Это все, что я могу сказать в данный момент.
— А если попытаться заглянуть немного вперед?
— Я не гадалка и не пророк.
— Давайте рассмотрим некоторые моменты, которые могут возникнуть.
Вандлинг немного подумал и произнес:
— Обвинение почти всегда сталкивается, располагая достаточно убедительными доказательствами признания человека виновным, с отдельными факторами, которые могут выпасть из его поля зрения. Когда это происходит, оно все равно требует обвинительного приговора. Бывает, что иногда оно предполагает сделку.
— Какого рода сделку?
— О, всякого рода. Иногда не требует вынесения смертного приговора, если обвиняемый признает себя виновным. Иногда довольствуется тем, что обвиняемый признается в совершении тяжкого убийства второй степени. Иногда — в крайних случаях — если обвиняемый производит хорошее впечатление, соглашается на простое убийство.
— А в вашем случае?
— В нашем случае, я не вправе говорить… в данный момент.
— Ну что же, мы прекрасно поняли друг друга.
— Значит, вы хотите видеть обвиняемую, я так думаю?