Дело о золотой маске

Кузнецова Светлана Владимировна

Встать на движущуюся дорожку мог любой, заплатив несколько медяков. Городские власти пока не решили являются ли такие тротуары новым видом транспорта, но плату взимали справно, ревниво огородив их заборами и турникетами. Вездесущие мальчишки перемахивали их с легкостью. Некоторые взрослые следовали их примеру. Итен фыркнул, увидев, с какой легкостью перескочила невысокий заборчик молодая дама, выглядящая вполне благополучной. Впрочем, ей это оказалось нетрудно, будучи одетой в брюки, а не корсет и несколько юбок. С тех пор как мода решила не озабочиваться более разностью полов, возмущаться по

поводу подобных нарядов могли лишь ханжи. Хотя… при виде мужчин в юбках… вернее, кирьтах, с чего-то считавшихся на севере областей Дарвейна традиционным видом одежды, Итен все еще внимательно следил за собственным лицом (дабы случайно не усмехнуться). Худые и волосатые ноги, торчащие из-под клетчатого подола длинной чуть ниже колена — зрелище не для слабонервных. Подобные наряды естественны для рептилий, не купирующих хвосты, но на людях, вернее мужчинах, смотрелись донельзя курьезно. А вот женщинам шло все.

Дама, почувствовав взгляд, обернулась и показала Итену язык.

«Наверняка, приняла за скучающего повесу», — подумал он с сожалением.

Итен привык к удивлению окружающих. Его практически постоянно мнили не тем, кем он являлся. В работе очень сильно помогало, когда преступники и подозреваемые не видели в нем боевого мага и сотрудника полиции пока он не осуществлял задержания. Но… временами, как сейчас, подобное расстраивало. Хотя бы потому, что полицейских любили многие дамы, а повес — только легкомысленные простушки или аристократки. С чего он взял, будто незнакомка не из их числа? Итен вряд ли мог ответить, он попросту доверял интуиции.

— И куда тебя унесло на крыльях ветра раздумий? — Лидар бесцеремонно ткнул его в плечо. — Совсем неинтересно?

— Не-а, — Итен покачал головой. — Дальше все, как в старой сказке.

— Изначальной сказке! — почему-то обрадовался Лидар. — Золотая маска нашла обиженную на жизнь простушку. А что, похоже! Легенду-то дуры-матери дочерям рассказывают о доброй чародейке, которая, испытывая замарашку, прикинулась злой колдуньей и предложила отдать той молодость красоту и жизнь за одну, но зато воистину волшебную ночь, лучшую в ее жизни. Вот ни разу не удивлюсь, если узнаю, будто древняя карга сама распространяла эту гнусную дурь, поддерживая нескольких писак. А те и рады были стараться.

— Вполне могла, — согласился Итен.

— В сказке, которую знала моя бабка, девчонка умирала с рассветом, превращаясь в розовый куст: красивый, но с ядовитыми шипами, — сказал Лидар. — И не просто так, кстати. Как напоминание: за все и всегда нужно платить. А в Гранвиле бают, будто чародейка прониклась отвагой и готовностью отдать все ради мечты. В результате замарашка получила принца, королевство и безбедную жизнь, никак не платя. Ага, как же. И чему учит эта дрянная сказка: жажде наживы на халявку? — он неприязненно скривился, не сидел бы в самоходке, точно сплюнул.

— Дурость, — Итен бросил взгляд в окно, но самоходка уже миновала дразнившуюся красавицу, свернула с главного проспекта и покатила к набережной.

— Гнусь, Ит. Всегда были, есть и будут люди, причем не только среди прекрасной части человечества, которые полагают себя несчастными и неустроенными, но вместо того, чтобы поменяться самим и изменить свою жизнь, ждут чьего-нибудь

прихода или чуда. И да повезет им родиться в следующий раз решительнее, — сказал Лидар. — Мне нисколько не жаль жертв маски, меня удивляет, как они умудрились дожить до своих лет, веря в сказки об отсутствии опасности дармового сыра в мышеловке. И я первым плюну в лицо тому, кто пожалеет бедняжечку, восхотевшую выбраться из дерьма в высший свет посредством колдовства.

Итен отвернулся от оконца, смотреть больше не хотелось.

— По-моему, это подло! И плевать, что аристократы сами не подарок! — возмущенно продолжил Лидар, распаляясь все сильнее. — В конце концов, она была молода, здорова и полна сил. Могла жить, причем неплохо, если бы поумерила аппетиты и начала думать.

— Но артефакт необходимо обезвредить в любом случае, — сказал Итен.

— Именно так, дружище. Но сочувствовать этим дряням я не хочу и не буду!

— Я и не заставляю, — заверил Итен. — Скажу больше: полностью согласен. Жертв никто не неволил.

— Халявы им захотелось, мразям. Отдать бы под суд! До самой карги добраться сложно, если вообще возможно, но вот эти все, кто соглашался, точно достойны привлечения за соучастие.

— Если бы остались в живых…

— Хотя бы посмертно.

Итен нахмурился, затем просиял лицом и вымолвил:

— А знаешь… это идея!

— В смысле? — удивился Лидар. — Ты изобрел некромантическое заклятие?

— Эрдар Тау — владелец издательства «Тау-эр» и одноименной газеты, — напомнил Итен.

Лидар тяжело вздохнул. Газетчиков он не выносил. Впрочем, к ним никто не питал любви кроме разве лишь горожан, предпочитающих почитать на досуге о чем-нибудь скандальненьком.

— Он наиболее адекватный из всех, — сказал Итен.

— Да ладно!

— Я не торгую известиями, но почему бы не иметь союзников, способных помочь, когда нужно?

Лидар пожевал губами, хмыкнул, прикинул «за» и «против», и широко улыбнулся.

— Горяченький такой материальчик получиться может…

— Эрдар с руками оторвет, еще и должником себя считать станет, а быть кредитором прессы… ох, как удобно и полезно, — заметил Итен.

— Разоблачение старой доброй сказки. Поучительные примеры того, как подлость получила по заслугам, — продекламировал Лидар. — Чувство собственного величия аристократов Гранвиля облизано со всех сторон.

— А главное, это отвратит многих от подобной сделки.

— Гнусь, любовь к дармовой наживе и трусость ходят рядом, — согласился Лидар. — Да, нам это выгодно. Пусть напишет. Только о древней карге — ни слова.

— Паника нам ни к чему.

— И жители, бегущие из города — тоже.

Экипаж качнулся при остановке, водитель постучал по дверце, сигнализируя о приезде. Итен отключил сферу неслышности и отворил дверцу. Артефакт, почти не раздражая чувствительных к чуждой магии полицейских, позволял болтать хоть в толпе. Сфера не столько глушила звуки (ведь находились умельцы, выучившиеся читать по губам), сколько рассеивала чужое внимание. Люди слышали, но не заинтересовывались сказанным, пропуская мимо себя и воспринимая неизбежным злом большого города: посторонним шумом. Так живущие на берегу очень скоро перестают обращать внимание на шепот прибоя.