Дело одинокой канарейки
Шрифт:
– Нет. – Аня откинулась на спинку стула. – Ты все и съела.
– А чего в магазин не сбегаешь? Ну прям как маленькая. – Лелька приподняла могучие плечи. – Влюбилась она, тоже мне проблеяла... Вот у меня коники, это да. Представляешь, мой начальничек, козел заморский, прижал меня сегодня в коридоре и говорит: «Когда мы вас принимали на работу, то договаривались о сверхурочных часах. Приходите вечером ко мне». Нет, ты чуешь? Шишка геморройная. Чего делать, не знаю. Не пойти – уволит. Пойти – трахнет.
– Не я, а ты, – вяло повторила Аня, – я уже неделю ничего не ем.
– Иди ты, – фыркнула подруга, продолжая обыск, – действительно так серьезно? И в кого же? Ты ж никуда кроме работы не ходишь, а у вас там одни недоноски...
– А я по телевизору, – еле слышно прошептала Петрова и неожиданно для себя покраснела.
– Чего-чего? – Полянская от удивления даже перестала шарить по полкам.
Аня смущенно теребила уголок скатерти.
– Передача есть такая, «Prima ego», он ее ведет...
– Так он же педик! – Лелька села перед ней, с трудом втиснув свой зад в узкое пространство между шкафом и столом.
– Не педик, а гомосексуалист. Человек с нестандартной половой ориентацией.
– Какая разница, с какой он там ориентацией, – Лелька поправила тяжелую грудь, – педик он и есть педик. – И тут же переключилась на свои проблемы: – Ой, был бы мой козел такой нестандартный, я бы и горя не знала.
– А зачем бы он тебя тогда на работу брал? – Петрова сердито громыхнула стаканом.
– Тоже верно, – вздохнула та. – Ну и чего делать собираешься? Или это у тебя так, дурь осенняя?
Аня прижала ладони к груди и тихим, страстным голосом прошептала:
– Какая дурь! Так измучилась, что аж внутри все болит. Если в ближайшее время ничего не придумаю, то хоть в петлю...
– Да чего тут придумаешь-то? Что его в постель затащить, что тетю Зину из второго подъезда: бес-по-лез-но! – по слогам произнесла Лелька и прислонилась к шкафу. Шкаф угрожающе хрустнул. – К тому же у тебя опыта...
– Мне бы только познакомиться с ним, – тихо продолжала Аня, – а там обязательно что-нибудь придумаю.
– Господи, да что ты можешь придумать-то! Там, на телевизоре, знаешь какие затейники, без тебя уже все давно придумали. Расслабься. Поехали вон лучше к моему американцу, водки выпьем, может, не так противно будет. И почему он не педик? – снова перешла девица к своим проблемам. – Ну вот так, чтобы на работу брать – нормальный, а во все остальное время – нестандартный. Нет в жизни совершенства.
Аня смотрела на подругу странным остановившимся взглядом.
– Эй, ты чего? – заподозрила неладное Полянская.
– Юлька, – наконец страшным голосом произнесла девушка. – Я все поняла – ты одна сможешь меня спасти. Мы должны туда поехать
– Куда? К американцу, что ли?
– Да к черту твоего американца! На студию. Мы будем участвовать в этой передаче!
Толстуха аж подскочила на месте. Было слышно, как в шкафу посыпались с полок крупы. Лелька испуганно обернулась, но тут же пришла в себя и набросилась на подругу:
– Да ты свихнулась, мать. Нас туда и на порог не пустят.
Но Аня не собиралась отступать.
– Послушай, – ее лицо горело от возбуждения, – мы с тобой давние подруги, всю жизнь были гетеросексуальными...
– Какими?! – завопила Лелька. – Это ты была этой сексуальной... на «г», короче, а я всегда была нормальной. Без всяких там извращений!
Анна заскрежетала зубами:
– Да не перебивай ты! Именно это я и имела в виду. Гетеросексуальные значит нормальные. Ясно? Так вот, мы всю жизнь были... нормальными и встречались только с мужчинами. Но вдруг неожиданно поняли, что любим только друг друга. Понимаешь? – Не дождавшись ответа, она продолжила:
– А теперь вот стоим перед выбором: оставить все как есть и мучиться до конца дней своих или, решительно сломав все преграды и плюнув на презрение близких, броситься друг к другу в объятия! Ну как, здорово?
Лелька сидела, раскрыв рот. Крупное белое лицо ее стало еще белее. Наконец она как-то нервно хихикнула и запахнула кофточку на груди.
– Слушай, ты и правда в него влюбилась или таким способом до меня добираешься?
– Да на кой черт ты мне нужна, корова безмозглая! – возмутилась Аня. – Для меня это единственный шанс познакомиться с ним. Мы же подруги, Юлька, помоги мне, – уже со слезами в голосе добавила она.
– Нет, вы только посмотрите на эту ненормальную! – разозлилась Лелька. – Я и так на грани увольнения, а тут еще нате, здрасьте вам: мы не хиппи, мы не панки, мы девчонки-лесбиянки! Знаешь что, моя дорогая, я, конечно, сочувствую твоему горю, но ничем помочь не могу.
Аня вскочила со стула и принялась бегать по кухне, насколько позволяли размеры последней:
– Глупая, да после такой передачи твой американец тебя в жизни уволить не посмеет. Даже если ты вместо утреннего кофе нагадишь ему на голову!
– Это еще почему? – недоверчиво поинтересовалась Лелька.
Аня остановилась и, опершись руками о стол, склонилась к самому ее лицу:
– Он кто – американец? Американец. А у них там меньшинство под охраной. И вообще, это только так называется – меньшинство, а на самом деле они там давно в большинстве. Большевики. Понимаешь? Это же Запад, Леля! Да после этой передачи он до тебя и пальцем дотронуться не посмеет, будешь у него работать до конца жизни!
– Чьей? – подняла Полянская влажные коровьи глаза.