Дело тел
Шрифт:
— Так он, выходит, ждет нас? — с ужасом спросила Бонни.
— Выходит, что так. Чужаков-то он погнал, потому что отличить мог, другие они для него почему-то, уж не знаю, почему, а вот как своих найти, которые воду мутить будут? Правильно. Успокоить воду надо. Вот он и успокоил, — объяснил Вайши. — Нас он не трогает. И Остроухий тоже рассказал, почему.
— И почему же? — Фадан прищурился.
— Потому что мы, во-первых, старые, и, во-вторых, с места не двигаемся. Не пытаемся поехать куда-то, сделать что-то. Сидим, где сидели, с ребятней возимся. Подозреваю,
— И что же нам делать? — растерянно спросил Шини. — Значит, он нас не трогает, пока мы тут, в городе, а стоит нам из города выйти, как нас сразу и того?
— А вот это отдельная тема. Остроухий тоже не прост. Дороги эти не с кондачка появились, — гордо провозгласил Вайши. Оташа кивнула. — Оказывается, дороги эти — не часть нашей планеты. Прикиньте? Они нам не принадлежат. И Триединый над ними власти не имеет.
— Подожди, — Фадан задумался. — Так вот в чем дело… Выходит, это он их разрушил? Все эти легенды, сказки… про те же Семь Земных путей… Или нет, если власти не имеет, то не сам… через кого-то?
— Чего ты там бормочешь, Фадан? — спросил Бакли.
— Думаю. Дороги были раньше, да? Когда Холм работал.
— Получается, что да, — кивнул Аквист.
— Но потом дороги разрушились. Шесть полностью, а от красной остались следы в виде залежей камня, так?
— Так, так, — подтвердил Вайши. — Только я считаю, что они все-таки сами разрушились. От времени. Времени-то ого сколько прошло. А Триединый про другое постарался. Он устроил так, чтобы в дороги никто не верил. Чтобы они сказками стали, или типа того. Складно получается?
— Вроде бы складно, — согласился Аквист. — Жалко, что мы там забыли спросить про это всё.
— Да откуда нам знать было? — пожал плечами Шини. — Мы там вообще никаких дорог не видели. Их там, кажись, и не было.
— Были! — возмутилась Бонни. — Они с другой стороны холма там начинаются. Пока вы дрыхли, я гуляла, и видела. Правда, издали совсем. Но были. И площадь была!
— Не кипятись, — попросил Аквист. — А машины там ездили?
— Машин не видела, — покачала головой Бонни. — Может, разъехались?
— Сейчас мы этого точно не узнаем, — покачал головой Фадан. — Но… Вайши, а при чем тут дороги?
— Да затем, вельш ты непонятливый, что пока вы на дороге — вы для Триединого как бы и не существуете, — снисходительно пояснил Вайши. — Остроухий, видать, считает, что вам надо будет куда-то ехать… зачем-то… не в Аюхтеппэ случайно?
— Нет. Нам надо в… — Фадан вдруг осекся.
Интересно, а Триединый сейчас может слушать то, о чем они говорят?
А мысли читать может?
Наверное, может. Раз он смог вогнать в спячку почти весь Равор-7, то может. Запросто.
Фадану вдруг стало неуютно.
Очень неуютно.
Они все сейчас были, как экспонат в музее, как старая картина на стене, как открытая книга — и Триединый мог запросто их рассматривать, читать, наблюдать за ними.
— Пойдемте на эту самую площадь, — приказал Фадан. Остальные с недоумением смотрели на него, но Фадан решил не рисковать
Площадь производила совершенно фантастическое впечатление — даже Бонни, которая уже видела похожую площадь (правда, издали и мельком), и та зачарованно остановилась вместе со всеми, разглядывая это диковинное сооружение.
Пространство площади представляло собой половинку круга, разделенного на сегменты разных цветов, и от каждого сегмента уходила в свою сторону яркая дорога… если можно, конечно, назвать дорогами широченные, метров по двадцать, полосы из непонятного материала, возвышающиеся над землей на метр с лишним. В той части полукруга, которая находилась ближе к холму, стояли рядами те самые машины, про которые Вайши говорил с подростками. Причем стояли не просто так, а под легкими (или только кажущимися легкими) навесами. Навесы эти вырастали из покрытия площади, и, кажется, составляли с ней единое целое.
День выдался солнечным, но, как всем показалось, полосы еще и сами светились, правда, едва заметно.
На вопрос — светятся ли дороги, Вайши ответил утвердительно. Светятся. Сейчас действительно не видно, солнце яркое, но ночью зрелище просто изумительное.
— Какого же размера этот полукруг? — с восхищением спросил Шини.
— Почти километр. Остроухий сказал, что потом он может стать больше. Много больше, — пояснил Вайши.
— А на той планете он маленький, — вспомнила Бонни. — Пятачок такой, совсем крошка.
— Может, это зависит от того, сколько народу в мире живет? — справедливо предположил Бакли. — Если народу мало, то и хреновина эта мелкая. Если много, то и она большая. Нас же много, вот она такая и вымахала.
— А ведь верно! — воскликнул Шини. — Умный ты, Бакли. Соображаешь.
— Жизнь заставит, — пожал плечами Бакли. — Ну что, пошли смотреть?
— Пошли, конечно, — кивнул Фадан.
…Под навесом царила приятная прохлада, а воздух был свежим и чистым. Сейчас команда стояла в синем секторе полукруга, неподалеку от рядов машин. Фадан попытался их сосчитать, но сбился после пятого десятка — более крупные механизмы не позволяли определить точное количество маленьких машинок.
С площади доносились веселые голоса — видимо, дети, для которых Вайши не нашел полезного занятия, продолжали кататься.
— Соревнования устроили, — проворчал Вайши беззлобно. — Охламоны… Ладно. Так про что вы поговорить хотели?
— Про то, куда нам нужно, — Фадан огляделся в поисках какой-нибудь лавочки, на которую можно сесть, но ничего похожего на лавочку поблизости не имелось. — Может, в какой-нибудь машине посидим? Неудобно стоя…
— Можно, можно, — закивал Вайши. — Вон та, здоровенная, подойдет. Сейчас… — он вдруг пронзительно свистнул, и, к огромному удивлению Фадана и остальных, машина вдруг беззвучно тронулась с места и заскользила над покрытием площади к ним. — На этой я уже ездил, — объяснил Вайши. — Никогда автобус не водил, не думал, что получится, и вот поди ты. А она побольше автобуса-то будет…