Дело трех императоров
Шрифт:
– Очень.
– Иди за мной до отеля. По дороге я расскажу тебе, что происходит там, наверху.
Валанс всегда перемещал свое массивное тело без каких-либо лишних движений, Тиберий это уже понял. И эта мощная механика, вначале казавшаяся ему грозной и враждебной, теперь стала его завораживать. А значит, ему надо быть бдительнее прежнего.
XXVII
К тому времени, когда Тиберий вернулся домой, Клавдий и Нерон уже успели поужинать, хотя было только семь часов. В гостиной звучала музыка, и Нерон танцевал, медленно, с плавными, манерными жестами, описывая
– Ты работаешь?
– спросил Тиберий.
– Создаю оперное либретто по заказу Нерона, который решил стать королем балерин.
– И когда это у него началось?
– Перед ужином. От своих танцев он проголодался.
– А какой сюжет у твоей оперы?
– поинтересовался Тиберий.
– Думаю, она тебе понравится, - сказал Нерон, томным движением останавливаясь возле него.
– Это история о том, как некий ленивый и недалекий уж влюбился в звезду и постепенно превратился в ужа-гомосексуалиста.
– Ну, если это устраивает вас обоих… - произнес Тиберий:
– Не то чтобы устраивает, - уточнил Нерон.
– Просто занимает. Ты исчез без всяких объяснений, библиотеку закрыли на весь день по случаю кончины Святой Совести С Перерезанной Глоткой. Что же остается делать, кроме как танцевать?
– И правда, - согласился Тиберий.
– От тебя сегодня была польза?
– спросил Клавдий.
– Я ни на минуту не отставал от Ришара Валанса.
– Как это гадко, - нараспев произнес Нерон.
– Валанс все еще подозревает Лауру, я знаю это, - сказал Тиберий.
– Думаю, он попытается навесить на нее еще и убийство Святой Совести. Но пока я рядом с ним, я заставляю его зря терять время, я морочу ему голову.
– Так только говорится, - сказал Нерон.
– На самом деле это лишь предлог, чтобы нежиться в голубом сиянии его глаз, ведь их искрящиеся бездны чаруют твою чувствительную душу.
– Нерон, не доставай меня. Теперь они говорят, - продолжал Тиберий, - что оба убийства могут быть связаны с рисунком Микеланджело. Но я уверен, что они ошибаются. Кража из архивов - это одно, а убийство двух человек - совсем другое. Это разные профессии, вам так не кажется?
– Не знаю, - отозвался Клавдий.
– Он в этом не знаток, - сказал Нерон.
– Император Клавдий самым жалким образом дал себя укокошить.
– Сейчас я опишу вам одного человека, а вы мне скажете, кого он вам напоминает, - сказал Тиберий.
– Это человек, который сегодня во второй половине дня проник в квартиру убиенной Святой Совести и что-то искал там. Описание сделано соседом, я привожу его со слов Ришара Валанса.
– Перестань крутиться, Нерон, - сказал Клавдий.
– Послушай Тиберия.
Тиберий постарался в точности повторить то, что Валанс рассказал ему о незнакомце в очках.
– И ты хочешь, чтобы это описание, которое и описанием-то не назовешь, кого-то нам напомнило?
– сказал Клавдий.
– Под него подходят тысячи людей.
– А это могла быть женщина?
– спросил Тиберий.
– Это мог быть кто угодно, какого угодно пола. Очки, старый костюм - разве это приметы?
Нерон растирал себе плечи каким-то неприятно пахнущим маслом.
– Нерон!
– позвал его Тиберий.
– Тебе нечего сказать?
– Это лежит на поверхности, - презрительно проворчал Нерон.
– Задачка для школьников. От ее решения даже не получаешь удовольствия. А где не получаешь удовольствия…
– Ты о ком-то подумал?
– спросил Клавдий.
– Клавдий, ты же прекрасно знаешь, что я вообще никогда не думаю, - ответил Нерон.
– Сколько раз тебе повторять? Думать - это вульгарно. Я не думаю, я вижу.
– Хорошо, так ты видишь кого-нибудь?
Нерон вздохнул,
– Я вижу, что я сам, на мое несчастье, левша, - сказал он, - и тем не менее в знак приветствия подаю людям правую руку. Быть левшой не значит быть одноруким. Все левши, когда здороваются, подают правую руку. Это облегчает контакты с окружающими. Вот ты, когда куришь, держишь ведь сигарету в левой руке. Из сказанного выше следуют два очевидных вывода: во-первых, инспектор Руджери - кретин, это подтверждается тем, что он пытается думать, а во-вторых, твой незнакомец - правша, который просто не пожелал подать правую руку. Значит, что-то мешало ему действовать этой рукой. А поскольку злоумышленник хотел остаться неизвестным, возникает мысль, что правая рука могла каким-то образом его выдать. Об остальном и говорить не стоит. Это так просто, что даже противно.
– Ты хочешь сказать, что у него на руке была отметина, по которой его можно было бы опознать?
– спросил Клавдий.
– Например, глубокий порез?
– Клавдий, дорогой мой, мне стыдно за тебя. Ты явно не в форме после ночного бдения. Разве порез - это отметина, по которой можно опознать человека? Да ни в коем случае. Если ты встретишь парня, у которого на руке не хватает двух пальцев, это ведь не поможет тебе узнать, кто он такой. Возможно, ты подумаешь: «Наверно, этот парень работает на сосисочной фабрике и у него затянуло руку в машину, вот ужас-то». Или, если ты перед этим выпил: «Надо же, у парня откусили два пальца». Вот и все. Больше ты ничего не сможешь о нем сказать. Даже если рука у него будет желтая в синюю клеточку, это не поможет установить его личность.
– Верно, - сказал Тиберий.
– А как можно установить личность человека по правой руке?
– Вариантов решения не так уж и много, Тиберий. А в интересующем тебя случае - всего один, поэтому я и нашел его, ведь я не имею привычки думать. Если ты нальешь мне на спину масла, я расскажу тебе о незначительном событии, которое недавно имело место в квартире умученной Святой Совести.
– Что это за мерзость, которую ты называешь маслом?
– Сам только что изобрел. Не отвлекайся. Втирай. Наш друг епископ Лоренцо поддерживает скандальную связь со Святой Совестью Неодолимого Зова Плоти. Узнав подробности ее ужасной кончины, он с величайшим смущением вспоминает об игривых записочках, которые во множестве ей посылал. Испытывая вполне понятное беспокойство, наш Лоренцо спешит к ней домой, пока полиция не завладела этими милыми пустячками, которые в будущем могут стоить ему кардинальской шапки. Он облачается в старый костюм, сохранившийся у него с молодости - отсюда его старомодный вид, подмеченный добряком-соседом, нацепляет на нос очки - его ведь очень редко можно увидеть в очках, разве только за чтением древних Евангелий, и, моля небо о помощи, срывает с дверей печати. Но сегодня небо не желает помогать Лоренцо: его поиски прерваны появлением глупого и беззлобного соседа. Он в два счета отделывается от этого законопослушного гражданина, однако гражданин желает на прощание пожать ему руку. Вы оба не хуже меня знаете, что Лоренцо никогда не снимает аметистовый перстень, который носит на безымянном пальце правой руки. За долгие годы перстень буквально врезался в палец, и теперь Лоренцо даже не пытается его снять. Если он подаст руку с этим перстнем, в нем сразу же узнают епископа - как если бы у него из кармана торчал епископский посох. Секунду поколебавшись (ведь он не предвидел этого осложнения), Лоренцо протягивает соседу левую руку. Затем он уходит, а мы так и не знаем, унес он с собой эти письма или нет. Зато можно быть уверенным: если их найдет полиция, мы здорово повеселимся.