Дело «Тридевятый синдикат»(другая версия)
Шрифт:
— А мы уже баньку натопили, стол накрыли…
В ситуацию Илья до конца не въехал, но понял, что его здесь ждали и, похоже, заготовили культурно-развлекательную программу, от которой будет не так-то легко отвертеться. Он кинул взгляд на длинный стол, установленный неподалёку от избушки и заваленный кулинарными изысками и стандартными бутылками эликсира, что наводило на мысль о деревенской свадьбе. Расторопные разбойнички подкатывали к столу бочонок пива, доставленной сюда по заказу ведьмы аж из самой Баварии. «Пожалуй, стоит здесь задержаться
— Спасибо, люди добрые, не откажусь.
— Что-то я не пойму. — Яга потрясла головой, наблюдая сцену, разворачивавшуюся в далёкой Тюрингии. Синдикат теснился у неё за спиной, следя за действиями энергичной фрау.
— Тебе что-то не нравится? — удивился Иван. — Душевно встретили. Прониклась старушка. Глянь, какую баньку отгрохала. У нас на Руси до такого хрен бы кто додумался, — со смехом заметил он.
— Вот это-то и странно. Сплошной мрамор. На какие шиши, хотела бы я знать?
— А эликсирчику-то не хватает, — хмыкнул Паромщик, — ящика три как минимум.
— Ну, тогда ясно, — Никита Авдеевич пожал плечами, — в оборот пустила. Вот вам и банька.
Чебурашка схватился за свой «куркулятор».
— Вы на дорожку только посмотрите, — ахнула Ягуся, — ну-ка, серебряное наше, покажи, как далеко она бежит.
Зеркальце послушно выполнило приказ. На его поверхности появилось нечто напоминавшее карту местности, на которой ярко выделялась ниточка дороги. Она шла от полянки фрау Греты, миновала пару деревень и упиралась в небольшой провинциальный городок.
— Раньше она до деревеньки бежала. Ближайшей, — уверенно заявила Яга.
— Откуда знаешь? — полюбопытствовал Иван.
— До засылки наших бригад я там всё тщательно обнюхала.
— А цифирки-то не сходются! — возмутился министр финансов, успевший закончить свои расчёты. — Разница… — глаза его округлились, — в полторы тысячи процентов..
— Я бы сказала в три тысячи, — криво усмехнулась Яга. — Ты дорожку не видел. И неизвестно ещё, сколько у нашей фрау на чёрный день откинуто.
Наступившую в тайном зале заседаний тишину прорезал дикий вопль Кощея.
— Меня! Как последнего пацана, вокруг пальца! И кто? Какие-то бюргеры! Лук мне! Застрелюсь!
Лук ему не дали. Кощей потянулся было к своей голове — рвать волосы, но таковых не обнаружил и принялся выдирать их с головы царя-батюшки, безуспешно старавшегося его утешить. Пока остальные члены синдиката пытались спасти причёску державного, Яга скептически посматривала на бившегося в истерике Кощея, который отвечал за новые рынки сбыта, как правило, за рубежом. Его Бессмертие она знала уже не одну сотню лет.
Банька, несмотря на обилие мрамора, впечатления на «папу» не произвела.
— А веник где? — недоумённо спросил он. Атаман
— Будет, — пообещал он, подмаргивая своему помощнику. Тот опрометью бросился обратно, натягивая на ходу кальсоны. Сам же атаман опустился на пол и пополз по мраморным плитам.
— Ты чего? — заинтересовался капитан.
— Чисто вроде, — удивился Ханц, — ни одной соринки.
— Такая пойдёт? — спросил помощник, вламываясь с метлой фрау Греты.
— Тьфу, бестолочь! — возмутился Илья. — Веточек с берёзок наруби, да пивка сюда…
— Айн момент! — Разбойнички, галдя, бросились, кто в кальсонах, кто без, к выходу и через минуту вкатили бочку баварского и гроздь сосисок.
— Это ещё зачем? — удивился Илья.
— Бир без сосиска найн, — пояснил атаман, раскладывая их на розовеющих камнях каменки. Они немедленно зашипели, источая такой аромат, что у изголодавшегося Ильи слюнки потекли. А потому, в нарушение сложившейся традиции, он пропустил с разбойничками по кружечке пива, закусил подрумянившимися сосисками и только после этого начал священнодействовать.
— Тащи ещё ковшик.
Обливающийся потом атаман с готовностью выскочил в предбанник и вернулся обратно с полным ковшом пива и сосиской в руках.
— Дверь плотнее прикрой, — распорядился Илья, — холодно. А ну поддай жару, — он кивнул на каменку, — а вы наверх! — Капитан указал на полок.
— Вы есть маньяк! — ужаснулся атаман. Его команда тем не менее послушно полезла вверх.
— О майн гот! — взвыл кто-то, плюхнувшись навзничь.
— На мраморе было бы хуже, — усмехнулся Илья, — хорошо хоть здесь досочки догадались положить.
Ему было невдомёк, что смекалка здесь ни при чем. Просто фрау решила слегка сэкономить, отделав мрамором только фасад.
— Что стоишь? Лей давай!
Атаман бестолково топтался внизу, не понимая, чего от него хотят.
— На каменку лей, бестолочь! — начал сердиться Илья.
— Наин! Бир каменка найн! Бир дринк-дринк надо, — атаман постучал себя по голому пузу, — гут!
— Лей, кому говорят!
Атаман с ужасом посмотрел на каменку, на пиво и с отчаянным мужеством смертника начал отползать к двери.
— Ты че, Ганс! Совсем опух? Отдай пиво! — возмутился Илья.
— Я не Ганс, я Ханц, — слабо вякнул атаман. — Ганс это гусь, а Ханц это я.
— Да мне до одного места, кто ты есть! Но баньку я себе изгадить не дам!
С этими словами капитан выдрал из рук атамана ковшик и плеснул его содержимое на слабо розовеющие камни. Шипение каменки, принявшей на себя приличную дозу баварского, сопровождалось глухим стуком снизу и дикими воплями сверху. Страшные лесные разбойники посыпались с полка как горох. Перепрыгивая на ходу через неподвижно лежащее тело, они пулей вылетали в предбанник. Атаман лежал на полу, закатив глаза. В руках его, сложенных на груди, как свечка, торчала сосиска. Душа истинного арийца не выдержала такого варварского отношения к благородному напитку.