Дембель против бандитов

Ахроменко Владислав Игоревич

Все в мире имеет свою цену. Пусть кто-то назовет Жорин поступок предательством, но сам он так не считает: просто борьба за существование. К тому же и цена названа немалая: четверть всей злобинской налички Шашель пообещал Сникерсу. Даже по самым скромным подсчетам, у Злобина где-то двести сорок штук баксов! Стадо быть, четверть — шестьдесят тысяч долларов. Да за такие, бля, деньги…

…Вишневая «девятка» мчалась по ровной, как стрела, трассе. Транспорта на дороге заметно поприбавилось: тяжелые фуры международных перевозок, ржавые «Запорожцы», «Москвичи» и «копейки»

жителей близлежащих городков, «уазики» с колхозными номерами, самосвалы со щебенкой, бренчащие жестью рейсовые автобусы, набитые рабоче-крестьянским людом… Железно-масляный гул мотора, упругий шелест протекторов по влажному асфальту, свист ветра в боковом стекле убаюкивали Сникерса. Но он топил и топил педаль газа, рискованно подрезал носы попутным грузовикам, проскакивал в узкие щели, обгонял, обгонял, обгонял…

Если бы Сникерс был чуточку наблюдательней и, главное, умней, некоторые моменты в беседе его бы наверняка насторожили.

Почему Шашель не сразу спросил его о цели визита?

Почему так долго темнил, недоговаривал, почему демонстративно не хотел ввязываться в дела Злого?

Почему проявил такую неожиданную щедрость, пообещав фантастическую, в понимании Жоры, сумму в качестве платы за наводку?

И, кстати говоря, почему так долго искал упавшую под письменный стол зажигалку?

Но Жора по-прежнему находился в эйфории от результатов переговоров. Он топил, топил педаль газа, разгонял машину до немыслимого, уворачивался от лобовых столкновений. Сникерс спешил домой. На финише этого безумного ралли его ждал приз. Будущее наконец-то обрело перспективу, прорезался свет в конце бесконечного, казалось, тоннеля. А прощальная фраза Шашеля «тебе четвертуха с круга, без базаров!..» звучала в Жориных ушах волшебной музыкой…

Распрощавшись со Сникерсом, Гладилин отправился в свой кабинет. Уселся в кресло, положил ноги на стул, закурил, задумался…

Теперь, оставшись в одиночестве, он наконец мог неторопливо, спокойно и трезво подвести черту под результатами встречи.

То, что этот отмороженный спортсмен с перебитым носом — козел и чмо, было ясно с самого начала. Шашель отлично понял это еще в те времена, когда наезжал с дружественными визитами к Злому: корыстливый кривоносый скот Жора постоянно вертелся рядом, заглядывал в глаза просительно, угождал, лебезил…

Да и мозгов у Сникерса немного, а те, что есть, травмированы большим спортом. Был бы хоть чуточку умней, никогда бы не стал предлагать такое тут, в кабинете.

Шашель извлек из-под стола черную коробочку диктофона, предварительно отсоединив его от микрофона, вмонтированного в столешницу. Перемотал кассету, поставил на воспроизведение…

«Понимаешь, когда мы начинали, то все равными были. Пусть еще бедными, не при деньгах, но равными. Все одним делом занимались. У нас были проблемы — Вася помогал. У Злого дела вкривь-вкось шли — мы на такие дела всем скопом наваливались и решали…» — даже теперь, в записи, голос Сникерса звучал испуганно и униженно.

«Теперь, что ли, дела разными стали?» — интонации самого Гладилина были на удивление ровными, и Шашель, улыбнувшись, прибавил

звук.

«Да нет…»

«Так что?»

«Да скурвился он!»

«Вот как? Жора… Ты за слова-то свои отвечаешь?»

«Да… Да!»

Попади эта кассета в руки Злому — уже этих слов достаточно, чтобы отправить Жорика на тот свет. Но ведь главное-то впереди…

«Я все понимаю. Работа у нас нервная, дела задавили… Срываются люди — что поделать? Вон и мои пацаны, хоть и дружим все вот с такого, тоже на меня иногда скалятся. Я-то не в обиде. Я все понимаю. Ты ведь не сдавать Васю приехал, ничего конкретного мне не предлагал…» — собственная фраза настолько понравилась Гладилину, что он не мог удержаться от улыбки самодовольства.

«…Так вот… Весь этот налик теперь у Злого. Как ни крути, а его рано или поздно в Москву везти придется. А Вася такие вещи никогда никому не доверит — ни инкассаторам, ни охранникам…»

«А кому доверит?» — этот вопрос прозвучал слишком заинтересованно; на этот раз Шашель укорил себя.

«Себе».

«Сам, что ли, повезет? Деньги, как я понимаю, немаленькие».

«Ну, не один… Наверное, кого-нибудь из нас, пацанов, с собой возьмет».

«И что?»

«А то. Вот послушай, чо сделать-то можно…»

Нажав на «стоп», Гладилин выключил диктофон. Теперь оставалось решить, что делать дальше.

Конечно же, проще всего было созвониться со Злым, рассказать о предложении Сникерса и, как следствие, сдать его с потрохами. Да и правильней, честней, кстати говоря. В случае Васиного вопроса «А чего это ты, Шашель, так моими делами интересуешься?» ответ прозвучал бы более чем убедительно: «Не интересуюсь я, он сам тебя сдал… Я твоего Жору за язык не тянул».

Но был еще один вариант — столь же бесчестный, сколь и заманчивый.

Если все, рассказанное этим кривоносым отвязком, правда, почему бы не принять его предложение? Московская трасса — отличное место, чтобы изъять злобинский налик. Плюс — фактор внезапности. Плюс — ренегат Сникерс, который жопу будет рвать, лишь бы получить обещанные шестьдесят штук. Да и будущее свое он теперь наверняка связывает исключительно с ним, Шашелем…

Зря, конечно, связывает. Такие, как этот кривоносый урод, никому не нужны. И в «бригаду» свою Сергей его не возьмет. Даже мальчиком на побегушках. На хрена? Сегодня ты Злобина сдал, к которому еще сопливым пацаном бегал на тренировки в спортшколу. А завтра? Предавший однажды — кто тебе поверит?

Но до поры до времени этот отвязанный борец нужен. До поры до времени…

Колебания Шашеля улетучились окончательно. Да и чего колебаться? Риска почти никакого. А даже если и есть — ради двухсот сорока штук баксов можно и рискнуть. Правда, Жорик считает, что он, Гладилин, отвалит за наводку четвертную. Ничего, пусть считает…

— …Ну чо — обосрались?

Откинувшись на спинку кресла, Сникерс скользнул глазами по полупустому зальчику кафе, по жиденькой кисее занавесочек на окнах, желтой от никотина, по головам редких посетителей и наконец уперся взглядом сперва в Антипа, а затем в Прокопа.