День Дьявола

Плеханов Андрей Вячеславович

Я скучал по своему дому, по тому, что оставил там. Я ощутил вдруг, насколько я русский. И насколько мне не хватает всего старого, привычного, родного.

Мама моя тоже осталась там. И я не знал, что случится с ней завтра.

– Не плачь, Анютка, – прошептал я. – Не плачь. Все будет хорошо.

8

В тот вечер я пригласил ее в ресторан. И она очень обрадовалась.

– Да, – сказала она, засветившись, как солнечный зайчик. – Спасибо! Я даже знаю, куда мы пойдем. Мы пойдем в китайский ресторан!

Святая непосредственность! Не оставила мне возможности для выбора. Ну не мог я сейчас объяснять ей, что китайские ресторанчики – не место для вечернего посещения.

Тем более, если ты приглашаешь девушку в ресторан в первый раз. Днем перекусить – это да. Дешево и быстро – Happy menu, курица в двадцати разновидностях, бамбук, горка белого риса с нахлобучкой из кетчупа. Соевый соус, зеленые огурцы, плавающие в бульоне…

Не могу сказать, что я относился к любителям китайской пищи.

– Я позвоню и закажу столик на сегодня, – сказала она. – Правда, это в тридцати километрах отсюда. Но мы доедем, потому что надо ехать только туда. Там готовят правильно. И там работает мой дядя Сяомин. Это он помог мне устроиться сюда, в Парк Чудес, на работу. Он будет рад видеть нас.

Опять дядя… Дядя Энрико, дядя Карлос, дядя Леон, дядя Сяомин. Нельзя пройти по Испании, чтобы не наступить какому-нибудь дяде на ногу.

Я со вздохом согласился.

– Звони, – сказал я ей. – Транспорт у меня есть. Доберемся как-нибудь.

Трудно быть настоящим кавалером.

Но я оказался неправ. Потому что я еще не пробовал настоящих китайских блюд. И тот ресторан, под названием "Баодин", в который притащила меня Цзян, заставил меня полюбить китайскую кухню.

Ресторан выглядел достаточно солидно. Он не ютился на первом этаже какого-нибудь дома – стоял отдельным зданием, и даже имел свой собственный садик – не такой уж и маленький по испанским меркам. Садик ограждала низкая решетка с прозрачным квадратным узором. В садике росло нечто китайское – судя по изломанности силуэтов низких деревьев. У входа в ресторан застыли мордастые гипсовые львы, раскрашенные бронзовой краской. Вечерний ветерок тихо покачивал полотнища из красной ткани, на которых были написаны столбцы иероглифов черной тушью.

– "Весна на лиловой аллее прекрасна, без радостей наша недолгая жизнь пуста и напрасна!" – перевела надпись Цзян.

– Здорово! – восхитился я. – Тонко подмечено! А что написано там, на другом транспаранте?

– "Ты душу распахни, пей радости вино, и седине к вискам не позволяй пробраться".

– Не позволю, – заверил я. И тут же придумал собственный стих. – "Вино рекой у нас польется, и стопроцентной радости добьется". Неплохо?

– Ужасно, – сказала Цзян. – Чтобы вам написать хороший стих, надо много учиться.

Внутри тихо звучала китайская музыка. Атмосфера была камерной, расслабляющей. Ажурные фонарики, вырезанные из рисовой бумаги, висели над каждым столом и создавали разноцветный полумрак. Почти все столики были заняты, но никто не разговаривал громко. Благовонный дымок поднимался из курильницы в углу и ароматно истаивал в воздухе. Мне нравилось здесь. Уже нравилось.

Цзян что-то тихо сказала официанту, и он исчез. Через минуту появился китаец лет сорока, небольшого роста, аккуратный и крепко сложенный. Он был одет в белую рубашку и черный пиджак. На шее его сидела черная атласная бабочка.

– Wanshang hao! – сказал китаец, отвесив поклон и глядя на меня глазами счастливого бульдога. – Kanjian nin, wo hen gaoxing! Ta shi shui? Ta jiao shenme mingzi? [65]

– Wanshang hao! – ответила моя Анютка и тоже поклонилась. – Ta jiao Miguel Gomez. Wo gen ta shi hao pengyou. Women dou zai yikuair gongzuo [66] .

– Ta shi haokan [67] , –

китаец улыбался так, как будто я собирался подарить ему миллион юаней.

65

Добрый вечер! Рад вас видеть! Кто это? Как его зовут? (кит.).

66

Добрый вечер! Его зовут Мигель Гомес. Мы с ним хорошие друзья. Мы вместе работаем. (кит.).

67

Он красивый. (кит.).

– Buenas noches! [68] – я тоже изобразил что-то вроде улыбки и поклона. – Извините, я не совсем понял, что вы сказали. Я плохо учил китайский в школе.

– Это мой дядя Сяомин, – прощебетала Анютка. – Он сказал добрый вечер. И еще сказал, что вы красивый сеньор.

– Да, да! – залопотал китаец на ломаном испанском. – Сенор Мигель ошень красивая!

– Понятно… – произнес я на русском, улыбаясь так, что начало ломить скулы. – В таком случае я скажу тебе, братила ты моя китайская, что ты тоже красивая хоть куда… И если ты произнесешь еще хоть слово на своем тарабарском языке, то получишь по лбу. Надеюсь, ты меня не отравишь сегодня вечером?"

68

Добрый вечер! (исп.).

– Да, да… – Сяомин засуетился. Слов моих он, конечно, не понял. Но, может быть, до него дошло, что неприлично разговаривать в присутствии гостя на языке, который тот не понимает. – Пошалуста! Садитесь туда. Туда!

Он отвел нас к окну и усадил за столик. Стол был рассчитан на четверых, но мы сидели с Анюткой вдвоем. В центре стола стояла жаровня – не электрическая, как в дешевых китайских ресторанчиках, а с настоящими угольками, вспыхивающими в полумраке раскаленными точками.

– Вау! – сказал я. – Мы тут не сгорим?

– Это маловероятно. – Ань Цзян деловито изучала меню. – Это гореть не будет, если вы не будете кидать туда бумагу. Вы что хотите кушать?

– Котлеты по-киевски и квашеную капусту. Да, вот еще что… Тут водка есть? Мне полный стакан – в качестве противоядия.

– Вы опять шутите, – строго сказала Анютка, сдвинув бровки. – Здесь есть китайская кухня, и немножко филиппинская, и еще вьетнамская – тоже немножко. А el Vodka здесь не бывает.

– И что же здесь пьют? – поинтересовался я, неуклонно зарабатывая себе репутацию алкоголика. – Мне надо выпить чего-нибудь крепкого – хотя бы виски.

– Вам надо кушать, – сказала Анютка тоном, не терпящим возражений. – А пить надо после. И если вы не знаете, что надо заказывать, я буду делать это сама. А вы не будете жалеть. Хорошо?

– Vamos a ver [69] , – ответил я. – Только побыстрее. Я есть хочу.

Я не пожалел. Кормили в этом заведении так, что у меня глаза лезли на лоб. Честно говоря, я даже не помню толком, что ел, и даже не пытался узнать. С виду это мало походило на человеческую еду, но это было упоительно вкусно. И поэтому я не хотел знать, из чего это было приготовлено. Я только постанывал от наслаждения, когда отправлял в рот очередную порцию длинных, тянущихся на полметра из тарелки, бледных и слизистых на вид отростков растительного происхождения, имеющих божественно тонкий вкус.

69

Увидим (исп.).