День мертвых
Шрифт:
– Но это реальная жизнь, а не сериал, – возразил Мардер. – Мы обладаем свободой воли… или Церковь пересмотрела и этот постулат?
– Нет, но в этих краях вера в судьбу обосновалась много раньше, чем Церковь и ее учение. До завоевания испанцами, в эпоху, когда мои предки вели собственные войны, целью сражения было не убить противника, но взять его в плен, дабы вырвать его сердце из груди на вершине пирамиды. А чтобы обряд прошел идеально, жертва должна оставаться практически невредимой, не считая нескольких ритуальных надрезов. Вот почему пленников называли «полосованными». Соответственно, если воину делали такие надрезы, он прекращал сопротивление и смирялся со своей судьбой. Как же мои пращуры негодовали, когда испанцы принялись убивать их тысячами! Но еще больше они негодовали потому, что иноземцы бились до последнего, но не сдавались. Испанцы действовали
109
Мигель Идальго (1753–1811), Хосе Мария Морелос (1765–1815) – деятели Мексиканской войны за независимость. Эмилиано Сапата (1879–1919), Франсиско Игнасио Мадеро (1873–1913), Панчо Вилья (1878–1923) – деятели Мексиканской революции. Сторонники Сапаты (в том числе современные) известны как сапатисты.
– Как-то слишком цинично и ожесточенно для священника, не находите?
– Нет, сэр, вы неверно меня поняли. Я не циник и не ожесточился. Меня все еще увлекает и даже завораживает история, что разворачивается здесь. Я не утратил надежды. Чудеса, без сомнения, случаются. Может быть, вы – одно из них. – Взглянув куда-то за спину Мардера, он добавил: – А вот и ваша прекрасная дочь идет по улице. Конечно же, у рыцаря должна быть прекрасная дочь. Прекрасная дочь и уродливый подручный – это практически закон. Не говоря уж о том, что дочь эта способна преображаться в мужчину и выполнять мужскую работу, когда понадобится. И такие легенды тоже бытуют, о девах-чародейках. – И обратился уже к Стате: – Добрый день, милая моя. Что такое у тебя в пакете?
Девушка поздоровалась со священником и достала из объемного пластикового пакета мобильник.
– Вышка заработала. Я раздаю сотовые телефоны.
Отец Сантана с восторгом вертел подарок в руках.
– Скорее диковинка, чем чудо, но пока что хватит и этого. Я давно хотел завести себе такую штуку, но здесь они дороги, а связь плохая. Теперь я смогу порадовать свою мать и позлить епископа. Благодарю вас, сеньор Мардер, – вас и вашу дочь!
Мардер не знал, сколько в точности телефонов осело в colonia, но оставшуюся часть дня почти все, кто встречался на его пути, имели характерный для современного человека вид: рука прижата к уху, взгляд устремлен куда-то вдаль. Хотя плюсы нововведения были очевидны, Мардера такие перемены немного печалили.
Поэтому за ужином он держался замкнуто и говорил мало, в то время как Стата и Скелли, ошалевшие от успеха, обменивались шутками о своих подвигах и о Хосе, чудо-гике из «Телмекса»; о том, как культуры гиков и мачо породили существо, которое удивительным образом сочетало в себе черты их обеих, – нечто вроде тореро с синдромом Аспергера.
Мардер рано ушел в спальню и перед сном напомнил о себе как Богу, так и мистеру Тени – к первому обратился с традиционной молитвой, второго в суеверии своем заклинал: если сегодня та самая ночь, то пусть все закончится раз и навсегда, и он не останется овощем или инвалидом, ну а если не та, то такой вариант его пока что устраивает. В эти минуты он чувствовал себя дураком, но все равно молился каждый вечер. Почувствовать себя дураком – не так уж и плохо, пожалуй.
Был и другой ночной ритуал – постоять голым перед окном, глядя на море за террасами. В ясном небе низко висел полумесяц, и гребни волн в его свете играли холодным огнем. Мардер делал так и раньше – и в собственной квартире, и в поездках, и на отдыхе; и не раз бывало, что к нему бесшумно подходила жена, обнимала сзади и целовала между лопаток. Он никогда не слышал ее приближения, так что это неизменно становилось для него сюрпризом, приводило в восторг и служило прелюдией к особенно упоительному сексу.
Тень
Его разбудили выстрелы и пронзительный крик. Было темно. Мардер медленно выплывал из сна, в котором вместе со Скелли и человеком, чью книгу редактировал двадцать лет назад, проделывал недопустимые вещи с Лурдес Альмонес. Наконец он опомнился, второпях натянул шорты и шлепанцы, схватил пистолет и выбежал из спальни.
Крики повторялись снова и снова. Вскоре стало ясно, что издает их Лурдес, а доносятся они из леса на склоне между террасами и пляжем, где росли пальмы и cocolobos [110] . Кто-то зажег прожекторы, и только поэтому Мардер не убился, когда несся по террасам и лестнице, ведущей к пляжу. Там, на прогалине среди пальм, причудливо исполосованной светом, что пробивался сквозь пышные листья, и обнаружился источник шума. Лурдес – лицо в крови, волосы тоже – визжала, ругалась и кидалась с кулаками на Скелли, который лишь блокировал удары и бубнил что-то успокаивающее, но без видимого эффекта. На песке лежал молодой парень. Он тоже покрикивал, но гораздо слабее, клянясь в любви до гроба даже на пороге смерти. Став рядом с ним на колени и заключив, что это и есть тот самый Сальвадор Мануэль Гарсиа, Мардер обратился к нему по имени и спросил, как он себя чувствует, заверив, что помощь уже на подходе. Парню в двух местах прострелили туловище, так что выглядел он скверно, хотя по всем признакам еще совсем недавно все обстояло как нельзя лучше – это был стройный, приятной внешности guapo с короткой стрижкой и татуировками. Опознав наконец Мардера, Гарсиа разразился проклятиями. Оказывается, виноват во всем был именно он, и Гарсиа обещал ему ужасную месть, расписывая, каким пыткам его подвергнут ребята из Ла Фамилиа, и отвлекался от этого кошмарного перечня лишь для того, чтобы в очередной раз выкрикнуть имя своей возлюбленной.
110
Кокколоба ягодоносная, или морской виноград.
Из дома и с окраин colonia уже подтягивались люди. Среди них была и незаменимая Ампаро, в шлепанцах и халате. Оценив обстановку, мексиканка оттащила племянницу от Скелли, отвесила ей две хлесткие, как удар кнутом, пощечины и увела рыдающую девушку прочь. Мардер поручил собравшимся мужчинам отнести Сальвадора Мануэля в дом, после чего набрал на своем новом сотовом 060 и вызвал «Скорую».
Покончив с этим, он повернулся к другу.
– Какого хрена, Скелли?
– Он ей лицо хотел порезать. И скальп уже хорошо пропорол, ты сам видел. Я ему ору, чтобы отстал от нее и бросил нож, а он ноль внимания и даже замахнулся, но тут я его подстрелил. Это ее дружок Гарсиа, как ты понял уже, наверное.
– Да. А с чего он ее решил изувечить, не знаешь?
– Судя по тому, что я успел услышать, она пыталась с ним расстаться по-мирному – мол, ей в Мехико теперь надо, карьеру делать. А он рассвирепел и сказал, что вы с ней трахаетесь, это все знают, и что теперь он тебя убьет, а ей лицо покромсает. И вытащил нож.
– То есть ты спас ее, а она накинулась на тебя?
– Ну что могу сказать – Мексика. Тут у всех своя роль в narcocorrido [111] . Кстати говоря, как все представим публике?
111
Наркотической балладе (исп.). Корридо – жанр песен-баллад, зародившийся в годы Мексиканской революции.
– Секундочку… а как ты вообще здесь оказался?
– Я каждую ночь встаю и обхожу периметр. У нас не хватает оружия, чтобы выставить полноценный караул, а тамплиерам я не особо доверяю. Я шел по пляжу – где у нас огромная брешь, между прочим, – и вдруг услышал голоса. Решил разобраться, что к чему.
В полумраке было не прочесть, что написано на лице Скелли. Вообще-то, история правдоподобная – даже слишком правдоподобная, подумал Мардер, но сейчас не это главное.
– Давай пистолет, – сказал он.