День мертвых
Шрифт:
– Зачем?
– Затем, что выгоднее представить все так, будто стрелял я. Я гражданин Мексики, а ты здесь по документам, которые проверки не выдержат. Можешь взять мой «кимбер», и лучше тебе переждать у себя в комнате, пока тут будут копы. Но сначала я попросил бы тебя найти Стату – не хочу ее в это впутывать. Свяжи ее, если понадобится, только к полиции не подпускай.
Скелли хотел было возразить, но потом смекнул, что решение очень здравое, обменялся с другом пистолетами и удалился в сторону пляжа. Мардер поднялся к дому.
Мексиканцы принесли с террасы шезлонг, уложили на него Гарсиа и накрыли одеялом. Парень потерял сознание и весь посерел. Мардер вернулся в свою комнату, ополоснул лицо, разрядил пистолет, взял бумажник и мексиканский паспорт. Когда он спустился, вой
Ампаро в домике для слуг хлопотала над измученной Лурдес. Кровь с лица уже смыли, а само кровотечение, кажется, удалось остановить. Мардер изложил им новую версию происшедшего и пояснил, почему Лурдес должна ее подтвердить, если копы спросят. Девушка молча кивнула; естественно, полиции полагается врать – как иначе выжить?
Затем Мардер вернулся к парадному входу и посмотрел, как Гарсиа погружают в «Скорую». Когда та уехала, к нему подошли двое мужчин в хороших деловых костюмах и дорогих ботинках, оба светлокожие и аккуратно подстриженные. Они предъявили свои удостоверения – federales [112] , судя по всему. Также они заявили, что представляют элитное подразделение службы по борьбе с наркотиками: офицеры Варела и Гил. У Варелы были усы, у Гила – нет, но в целом они так походили друг на друга, что сошли бы за братьев. Или, подумал Мардер, это сказывалась его усталость и поздний час. Он продемонстрировал им паспорт и представился.
112
Зд.: агенты федеральной полиции, федералы (исп.).
– Мы знаем, кто вы, сеньор, – бросил Гил, без особого интереса взглянув на документ. – Быть может, вы объясните нам, что здесь произошло и почему в этого молодого человека стреляли?
Его вынужденную ложь выслушали с непроницаемыми лицами. Вопросов они не задавали и как будто не намеревались допрашивать кого-то еще. Мардеру подумалось, что это недобрый знак. Когда он закончил, Гил сказал:
– Это серьезное преступление. Вам придется проехать с нами.
– А не может ли это подождать до утра? Я хозяин этой земли. Неужели вы думаете, будто я сбегу из-за того, что подстрелил злоумышленника, который пытался убить одну из моих служанок?
– Подружку твою, – произнес Варела, и оба придвинулись ближе.
– Она мне не подружка, – сказал Мардер, но его уже скрутили, заковали в наручники и затолкали на заднее сиденье полицейского джипа.
14
Сколько Мардер себя помнил, больше всего на свете его пугала угроза оказаться связанным, лишенным свободы, физически беспомощным. Когда он был совсем ребенком, двоюродные братья – оба постарше и оба садисты, как уж водится у кузенов, – любили играть с ним в индейцев и ковбоев, и в конце маленького Рика спутывали веревкой, затыкали ему рот кляпом и запирали в темной кладовке в подвале их бруклинского дома. Он всегда впадал в истерику и мочил штаны, отчего эта парочка веселилась еще больше. Во Вьетнаме он боялся прежде всего не смерти или увечий, а того, что его возьмут в плен, обездвижат, посадят в тесную камеру. Он настроился ни за что не сдаваться и драться до последней капли крови. И держался этого решения: после того что произошло в Лунной Речке, Мардер и в самом деле не сдался.
И вот сейчас, оказавшись в наручниках на заднем сиденье машины, во власти людей, которые если и не были садистами, то определенно не желали ему добра, Мардер почувствовал, как его внутренности скручивает все та же детская истерика. Он старался дышать поглубже, жалея, что пренебрег роликами на YouTube, в которых демонстрировалось, как высвободиться из наручников за пятнадцать секунд.
К этому своеобразному неврозу примешивалось чувство, что в нынешней ситуации что-то неладно. Его еще ни разу не арестовывали, но он, как и всякий американец, видел тысячи арестов на экране, а кроме того, редактировал несколько документальных книг криминальной
Казалось, машина едет уже много часов, но Мардер понимал, что это иллюзия. Мощная тонировка не позволяла видеть, куда они направляются, но доносившиеся снаружи сельские звуки сменились на городские. Похоже, они где-то в Карденасе. Автомобиль замедлил ход, резко свернул и остановился.
Гил открыл дверцу и вытащил Мардера из машины. Судя по всему, это была парковка на первом этаже какого-то здания. Он не стал спрашивать, где они и что происходит, поскольку понимал: ответа ему все равно не дадут, а своим молчанием только унизят его. Двое federales (если это были они) поднялись вместе с ним на площадку с голой стальной дверью, одолели пару лестничных пролетов и провели через стеклянную дверь с табличкой «213». Свет в помещении горел такой яркий, что Мардер невольно сощурился, но ни офисных работников, ни полицейских здесь не наблюдалось. Его тщательно обыскали, конфисковали телефон с бумажником и положили их в поли-этиленовый пакет. У Мардера стало легче на душе: если бы у него забрали деньги, а все прочее выбросили, это была бы совсем другая разновидность ареста по-мексикански, не сулящая ничего хорошего. Его отвели в маленькую комнату с классическим набором из стола и трех стульев и оставили в одиночестве, усадив спиной к стене, со скованными руками.
В душной комнатке не было окон, однако на помещение для официальных допросов она не походила. Вопреки ожиданиям Мардера, отсутствовало вполне уместное здесь одностороннее зеркало. Ни стулья, ни стол не крепились к полу. Время шло, и вскоре Мардер смог взглянуть на происходящее с иронией. Мистер Тень заставил его ощутить себя беспомощным, и тогда Мардер круто изменил свою жизнь, чтобы взять ситуацию под контроль, – и вот он снова беспомощен. Так или иначе, он не испытывал особенного страха, а сегодняшние события помогли окончательно справиться со старой детской травмой. Его двоюродных братьев звали Руди и Стэн, и он вспомнил, с каким злорадством узнал об их дальнейшей судьбе, – для обоих все закончилось скучной низкооплачиваемой работой в ближних пригородах Нью-Йорка. На Рождество ему до сих пор приходили открытки от Стэна – на снимках тот натянуто улыбался из-под слоя жира в компании упитанной жены и на редкость несимпатичных детишек. А Руди он лет пятнадцать назад случайно повстречал на улице; кузен бурно радовался, предлагал выпить, возобновить родственные связи и так далее, однако Мардер уклонился от приглашения, надеясь, что на лице у него не слишком ясно читается отвращение.
Мардер все еще бродил по закоулкам памяти, утопавшим в мусоре и граффити, когда в комнату вошел мужчина с холеным, приятным и бесстрастным лицом пригородного педофила и сел за стол напротив Мардера. Сопровождавший его Варела закрыл за собой дверь и встал у стены так, чтобы арестованный его не видел. Незнакомец распахнул папку и с минуту молча перелистывал страницы. Наконец он взглянул на Мардера и произнес:
– Ну что ж, Ричард… или вы предпочитаете «Дик»? «Рики»?
Он говорил по-английски, с нейтральным среднезападным акцентом.
– Я предпочитаю «мистер Мардер». Вы кто такой?
Мужчина бросил взгляд на что-то позади него, и Варела ударил Мардера за ухом – достаточно крепко, чтобы голова откинулась, а в ушах зазвенело, но не настолько, чтобы сбить его со стула или чтобы пробудился ото сна мистер Тень.
– Вот что случается, когда задаешь вопросы, Рики. Придется тебе оставить вопросы мне. Мы друг друга поняли?
– Да.
– Замечательно. Первый вопрос: что ты делаешь в Мексике?
– Раньше я работал в Нью-Йорке литературным редактором. Когда отошел от дел, взял свои сбережения и купил дом с землей в Плайя-Диаманте, чтобы отдохнуть на старости лет.