День между пятницей и воскресеньем
Шрифт:
Он вышел из кабинета уже под вечер и тут же столкнулся с Виктором.
— Николаша! — воскликнул его сын и бросился обниматься. — Как же ты нас напугал! Мама мне рассказала. Прости, я так замотался, да и не хотел отвлекать тебя в отпуске, вот и не писал.
— Ты мне писал, — сказал Николай.
— Да? Ой, ну тогда гора с плеч. Значит, я все-таки не самый плохой сын, да?
— Ты просил денег на день рождения своей дочери. То есть напоминал, что я их не перевел. Но у меня, ты уж извини, были сломаны ребра и вывихнуто плечо, хотя тебя, похоже, это совсем не интересует,
Он оставил Виктора в коридоре, а сам пошел в кладовку, ему нужно было достать из сейфа бумаги. Но тут из комнаты раздалось:
— Николаша! Иди сюда, иди же сюда!
«Господи, да за что мне все это?» — подумал он. У него просто не было сил с ней говорить. Надо было взять и уехать в гостиницу. Или к Леониду. Точно! Сейчас он позвонит Лене и уедет к нему. Ни минуты, ни секунды он больше не хотел оставаться в этом отравленном доме.
— Чего ты хотела, Тамара? — спросил он, заходя в большую гостиную.
Его пока еще супруга восседала на диване в картинной позе. Выглядела она на удивление трезвой, волосы собраны в прическу, и даже блузка была застегнула почти на все пуговицы.
— Николаша, — томно повторила она. — Ну, иди же сюда, сядь со мной рядом.
— Я не хочу, — честно сказал он, но она проигнорировала его слова и продолжала:
— Давай же, давай посидим, выпьем вина, проводим этот день! Вот и дети приехали, наши чудесные дети. — Она протянула ему бокал.
— Тамара, — вздохнул он. — Я не хочу сидеть, не хочу пить вино и провожать этот день. Моя жизнь и так — сплошные проводы моей собственной жизни. Так что хватит, честное слово. У меня нет сил на это фиглярство и пустые разговоры. Мы все обсудили. Просто отпусти меня, я очень тебя прошу.
— Куда тебя отпустить? — удивилась она и подняла тщательно нарисованные брови. — Ты опять хочешь в отпуск? Так поезжай, любимый. — Она снова настойчиво сунула ему в руку бокал. Он с неохотой взял его, чтобы она отстала.
— Ты издеваешься? — спросил он. — Не надо делать вид, что ничего не произошло или что ты ничего не помнишь. Мы разводимся, Тамара. Я от тебя ухожу.
— Что?! — Она вдруг резко подскочила с дивана. — Ты что, сошел с ума? Что ты такое говоришь? Дети! Дети, скорее идите сюда! Ваш отец сошел с ума! У него маразм!
Николай схватился за лоб и хлебнул вина из бокала. Какой дурак! Как он дал ей заманить себя в эту ловушку. Господи, до чего же это все ему надоело. Распашные двери гостиной открылись, и на пороге появились Виктор и Вика.
— Ваш отец свихнулся! Послушайте, что он несет.
— Николаша, что случилось? — испуганно спросила Вика.
— Мы с мамой разводимся, дорогая. Вы уже взрослые, я думаю, вы справитесь. Мы всегда воспитывали вас в уважении к другому человеку. Я очень надеюсь на ваше уважение и на ваше понимание, мои милые. Я очень вас люблю. — Он устало опустился на диван и сделал еще один глоток.
— Вот! — взвизгнула Тамарочка. — Вы слышали? Слышали этот бред?
— И давно он это решил? — спросила Вика, как будто отца в этой комнате не было.
— Да только что! Я не знаю, что на него нашло. Я позвала его посидеть рядышком на диване,
— Может, это сотрясение? — сказал Виктор. — Его ведь там хорошенько стукнуло по голове.
«Да это вы несете ерунду!» — захотелось крикнуть Николаю, но на него вдруг накатила жуткая усталость, а во рту пересохло. Он сделал еще один глоток и заметил, что рука сильно дрожит.
— Вон, смотри, у него и руки трясутся.
— Это точно травма. Мамочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо.
— Я не волнуюсь. — Он услышал голос Тамары как будто издалека, как будто его накрывало тяжелой черной пеленой. — Сейчас надо просто немного подождать. Витя, ты позвонил Геннадию Павловичу?
— Да, я сказал, чтобы он ехал к нам.
— Сказал, что срочно? Он должен его увидеть до того, как он совсем вырубится.
— А он не может… ну, того… совсем… вырубиться?
— Что ты за ссыкуха такая, Вика! Ты сама читала, сколько надо капель. Ничего ему не будет, надо только, чтобы хорошенько развезло.
— А вдруг его парализует?
— Ой, вот это уже не наша забота! Парализует — и отлично, меньше будет хлопот. Бумажку оформим, и все дела. И пусть лежит бревном, срет под себя и не рыпается, старая свинья.
Все это Николай слышал уже обрывками, он пытался встать, но у него не получилось, руки и ноги не слушались, подгибались, как у тряпичной куклы. Он пытался что-то сказать, но язык как будто раздуло, перед глазами стоял сплошной ватный туман, тело не слушалось, а в голове была чудовищная паника — она его отравила! Как он мог не догадаться, как он мог попасться так глупо? В этот момент раздался звонок в дверь. Он то проваливался куда-то в черноту, то потом его как будто вытаскивали на воздух и включали звук.
— Проходите, Геннадий Павлович, проходите. Да вот, дела у нас совсем грустные. Я хотела, чтобы вы сами увидели. Вот такая ситуация.
Что? Геннадий Павлович? Это был один из членов совета директоров, его правая рука, который вместе с ним принимал все основные решения. Зачем она его позвала? Он собрал все силы, попытался подняться или позвать на помощь, но из перекошенного рта вырвалось только мычание и потекла тонкая струйка слюны. Он почувствовал, как кто-то грубо уложил его на диван.
— Господи, боже, какой ужас! Да как же так? Он же был в отпуске, мы так его ждали! Он еще работал онлайн, я совсем недавно с ним говорил, Тамарочка!
— Вот, в отпуске, видимо, и напекло. Я не хотела быть голословной, но вот что нам вчера доставили на медицинском самолете. Медицину катастроф пришлось подключать, Геночка.
— Погоди, Тамар, а мне кажется, он сегодня общался с нашими и с филиалами, как же это может быть?
— Гена, милый, мне тоже казалось! Я тебя и позвала, чтобы ты видел все своими глазами! Окстись! Я не знаю, кто там с вами по телефону или по компьютеру разговаривал с какими филиалами, но Николай Иванович ваш — вот он. Во всей красе. Вика, надо клеенку под папу подстелить, а то обоссытся опять. Вот такая беда у нас, видишь, Гена?