День очищения

Иевлев Павел Сергеевич

— Ты к нам надолго, — кивнул я на рюкзак. — Я говорил с твоим отцом вчера.

— Рили, герла? — расцвёл Говночел. — Ты будешь жить у нас?

Парень счастлив, как енот в мусорке.

— Ненадолго, — помотала белобрысой головой она, — на пару дней. Пока всё не кончится. Но раньше меня почти никто не видел, а теперь…

— Фаза поменялась?

— Да, Роберт, наверное. Что бы это ни значило.

Я буду помогать вам в баре, вы не против? Привыкла работать с отцом. Платить мне не надо.

— Это больше твой бар, чем мой.

— Лучше бы это был бар отца. Я пойду готовить зал к дневной смене, скажите только, куда можно кинуть вещи. Я так понимаю, моя комната занята?

— Немного же их у тебя, — оценил я рюкзачок.

— Пара дней и вернусь домой, — упрямо наклонила хорошенькую головку она. — Отец справится, ведь проблема была во мне.

— Блин, герла, так это твоя комната? — расстроился панк. — Я рили думал, кладовка. Фига у тебя бардак был! Получается, я на твоей кровати сплю? Сорьки.

— Не извиняйся, так вышло. В комнату запихали всякий хлам после того, как… Неважно. Я кину туда пока вещи, ты не против? Потом разберёмся, тут должна быть раскладушка…

— Я? Против? Блин, герла, да я…

Но она уже подхватила с пола рюкзачок и пошла на второй этаж.

— Блин, чел, — сказал панк с чувством, — я спал в её кровати, прикинь, чел! Я бы целовал подушку, если б знал. Я рили запал на эту герлу, чел.

— Бывает, — пожал плечами я.

— Слы, чел, скажи, как мне всё не заговнять в этот раз? Я рили выпилюсь, если будет как всегда. Нафига мне такая жизнь?

— Нашёл у кого спросить, — фыркнул я, — иди лучше ящики затащи остальные.

***

Заебисьман к бару почти прибежал, но на пороге остановился, отдышался, поправил шляпу и сбившийся на сторону галстук. Думает, что я его не вижу.

Вошёл степенным шагом, хотя дыхание сбито. Не с его комплекцией бегать.

— Пива, пожалуйста.

— Уже наливаю, — я приставил стакан к крану, как только увидел его багровую физиономию. Надо срочно восполнить уровень жидкости, а то удар хватит.

— Уф, спасибо, что-то жарко сегодня, как и не сентябрь, — сказал он, располагаясь против обыкновения у стойки. — Как идут дела в баре?

— Боюсь сглазить, но такой выручки ещё не было. Каждый вечер аншлаг, клиенты пьют, как прорвавшийся к оазису караван верблюдов.

— Прекрасно, прекрасно, — сказал он рассеянно.

Заебисьман не слушает, что я ему говорю, зато ищуще оглядывается по сторонам. При виде спускающейся по лестнице блонды глаза быстро дёрнулись — на неё и сразу в сторону. Лицо сделалось подчёркнуто нейтральным.

— Роберт, — сказал он необычайно задушевным тоном, — не могли бы мы с вами поговорить?

— А сейчас мы что делаем? — удивился я.

— В более… приватной обстановке, — он покосился на протирающую столы девушку. Это важно для вашей миссии!

— У меня есть миссия? Какой сюрприз. Но мы

можем выйти на задний двор, там есть лавочка. У меня новая помощница, она присмотрит за баром.

— Поменяешь кеги? — спросил я блонду. — Они уже тут, только переключить и промыть. Твоему приятелю я пиво не доверю.

— Конечно, Роберт, — отозвалась она, — но вы к нему слишком строги, он старается. Как может.

— Хороша, да? — показал пальцем себе за спину Заебисьман, когда мы уселись на лавочке.

— Отличная помощница, — согласился я, — опыт работы в баре побольше моего.

— И такая привлекательная, верно?

— Вы хотели мне сказать что-то конкретное?

— Роберт, её тут не должно быть.

— Вас, строго говоря, тоже. Да и меня.

— Это, конечно, так. Но мы не влияем на картину, так, к раме прилипли. А вот она вносит сильные помехи. У нас с утра все расчёты не бьются, прогон за прогоном материал в мусор! А ведь его не так уж много.

— И причём тут девушка?

— Она прописана в другой части уравнения. И вдруг оказывается здесь. Это как будто в процессоре компьютера возник закрыто-открытый транзистор. Ноль, который единица. Плодит каскад ошибок при каждой операции, и все расчёты превращаются в хаос случайных чисел.

— Она и раньше сюда приходила. За цветочками ухаживала, — я показал на овальную клумбу. Холмик на ней осел, и она выглядит более-менее обычно.

— Не могу сказать, что именно изменилось, — шумно вздохнул Заебисьман, — но раньше девочка так не влияла. Такое впечатление, что она сменила фазу, хотя я не вполне понимаю, как это возможно. Видимо, есть в ней что-то особенное, возможно, она ключевой вентиль.

— Вентиль? — я удивлённо покрутил в воздухе пальцами, изображая закручивающийся кран.

— Не в этом смысле. Я имею в виду резонансный вентиль. Знаете, устройство с односторонним прохождением волны? Ну, то есть не совсем односторонним, так не бывает, но с очень малым затуханием в одном направлении, и очень большим в обратном.

— Нет, не знаю, — признался я.

— Поймите, уникальная топология этого места поддерживается каскадом вероятностных ветвлений, построенных на выборах. Одни дети умирают, другие остаются жить, что является более-менее случайным процессом. Половину младенцев примут, половину нет. Половина подростков встретит свои восемнадцать на городском празднике, вторая половина — в подвале.

— Вы очень спокойно об этом говорите.

— Я вас умоляю, они же не люди, — отмахнулся Заебисьман. — Это всё Хозяйка.

— А откуда взялась эта Хозяйка?

— Да какая разница? Дух места, надо полагать. Языческая недобогиня, фея озера, владычица леса, кикимора болотная — что угодно. Какое-нибудь дикое племя сотню лет поклоняется старому пню, лесному роднику, неприличной формы утёсу, перенося на него свои чаяния, и вот вам результат. Потом племя вымерло, на этом месте поселились другие люди, понятия не имеющие, что унаследовали вместе с озером его Хозяйку. Чаще всего никому не нужный дух места постепенно развеивается сам собой, но иногда возникают вот такие забавные флуктуации. Впрочем, к чёрту историю. Возникли — и заебись. Не важно, из каких динозавров нефть, пока бензин плещется в баке, верно?