День освобождения Сибири

Помозов Олег Алексеевич

Заметьте, имеющиеся у него полномочия и ресурсы Временное Забайкальское правительство делегирует не Временному Сибирскому правительству, созданному Сибирской областной думой и уже больше месяца как легально существующему, а командованию оккупационных войск на территории Дальнего Востока (собственно, в Сибирь эти войска, к гордости своей надо признать, мы так и не допустили тогда в значительном количестве; в том числе, возможно, и во многом благодаря обращению Г.Н. Потанина). А как же тогда прежние заявления ВЗП по поводу приверженности идеям сибирского областничества? Получается, извините, что — то была явная ложь. Или, может быть, всё объясняется тем фактом, что, по воспоминаниям некоторых современников, атаман Семёнов имел свойство очень легко поддаваться чужому влиянию, в силу чего он порой менял свою точку зрения по тому или другому вопросу по нескольку раз? Что ж, возможно… Однако, как говорится, факты — упрямая вещь, и если к ним приглядеться повнимательнее в данном случае, то можно заметить, что никакой «смены вех» в политике Семёнова по кардинальным вопросам никогда не происходило, да и происходить не могло. Слишком, знаете ли, много денег в него вложили иностранные «продюсеры», чтобы позволить ему и его команде действовать вне их стратегического

плана. По сути, атаман Семёнов являлся точно таким же проектом великих держав Антанты, как и адмирал Колчак, но только значительно меньшего масштаба, тот же самый контрреволюционный (по отношению к левой революции, естественно) диктаторский режим, но только в его ещё более неприкрытом и вызывающе лживом варианте [289] . Хотя, возможно, что мы и неправы, и если кто-то докажет нам обратное, мы будем только рады.

289

Че Гевара перед «командировкой» в Боливию, оказавшейся для него, как известно, роковой, во время прощального разговора с Фиделем (можно представить, какие всполохи и пертурбации происходили в тот момент в макрокосме Вселенной), как гласит достаточно уже известная легенда, высказал своё мнение по поводу американского и советского империализма; осудив тот и другой, Че признал, что советский — ещё более лживый, к его глубокому сожалению…

Так посмотрим же ещё раз на факты. Итак, во-первых, семёновская администрация после 10 августа заняла, по меньшей мере, двойственную позицию как по отношению к Сибирскому правительству, так и по отношению к сибирской автономии в целом. Далее, после того как в сентябре воинские части Семёнова, а также японские интервенты добрались наконец до Читы (прежде того освобождённой, как мы уже отмечали, войсками Сибирского правительства) и установили там свою власть, в городе сразу же начались процессы по ужесточению политического режима. Вышедших фактически из подполья и устремившихся во власть представителей местного самоуправления из числа членов не только меньшевистской, но даже правоэсеровской партии встретили весьма и весьма недоброжелательно тогда в Чите. Это — что касается приверженности семёновцев идеям демократии [290] , а также системе местного самоуправления.

290

Может быть, эти идеи и действительно не так хороши, как кажутся на первый взгляд, но зачем же тогда надо было преднамеренно и беспардонно лгать, бравируя на первых порах приверженностью к демократии («…не контрреволюционер я, не подавлять отвоёванные народом свободы иду я»)?..

Так вот, вскоре в числе таких изгоев оказался двадцатидевятилетний меньшевик Матвей Абрамович Ваксберг, бывший областной комиссар Временного правительства, а потом председатель Забайкальского Народного совета и одновременно председатель Читинской областной земской управы. Всех этих трёх должностей его лишили большевики. И вот теперь, когда при поддержке занявших Читу частей Сибирского правительства и Чехословацкого корпуса Ваксберга вновь восстановили в прежней должности председателя Читинской областной земской управы, а также избрали председателем временной коллегии гласных земского и городского самоуправления, уже буквально через несколько недель, после того как в городе основательно закрепилась атаманская власть, был отдан приказ о его аресте. После чего Ваксбергу пришлось вновь надолго уйти в подполье, а вскоре и совсем покинуть пределы Забайкалья.

Почти то же самое произошло и с Антоном Матвеевичем Флегонтовым, членом правоэсеровской партии, заслуженным и вполне авторитетным человеком, революционером более чем с двенадцатилетним стажем. Избранный в 1917 г. председателем Читинской городской думы, но потом также лишенный своих полномочий большевиками, он властью Временного Сибирского правительства в начале сентября 1918 г. был сначала восстановлен в своей прежней должности, а через несколько дней, во время проезда через Читу особоуполномоченного Омского правительства по Дальнему Востоку Леонида Загибалова (тоже, кстати, правого эсера и областника), на собрании представителей демократической общественности города Флегонтова утвердили ещё и в качестве областного комиссара Забайкалья. Однако стоило Загибалову покинуть пределы региона, как по приказу Семёнова (перед этим на станции Маньчжурия клятвенно заверявшего особоуполномоченного в верности Сибирскому правительству) правительственного комиссара Флегонтова сразу же арестовали и даже перевезли для перестраховки на станцию Маньчжурия, поближе к ставке атамана.

В первых числах октября в столицу Забайкалья прибыл, наконец, сам Семёнов и первым делом устроил своим подчинённым полный «разбор полётов» за попустительство и чуть ли не пособничество в отношении местных революционных демократов. И это, несмотря на то что его «опричники» на протяжении целого месяца, в буквальным смысле не покладая рук, вылавливали по городу сторонников советской власти, а также лиц, просто сочувствующих левым идеям, причём без какого-либо согласования своих действий с городскими властями, а тем более со следственной комиссией, созданной демократическим самоуправлением сразу же после изгнания большевиков и наделённой функциями прокурорского надзора за производившимися арестами. И, тем не менее, начальник читинского гарнизона генерал-майор Мисюра за недоработки по данному вопросу был отправлен атаманом в отставку, а на его место назначен полковник И. Шемелин.

Следом «полетела голова» генерала Шильникова — того самого, который вместе с Семёновым и Таскиным вошёл в апреле во Временное Забайкальское правительство. Его не только отстранили от должности, но и посадили под арест. Формальным поводом чему послужило якобы то обстоятельство, что генерал в мае месяце отдал неоправданный и преждевременный приказ об отводе семёновских частей за реку Онон, спровоцировав тем самым моральное разложение личного состава, повлекшее за собой провал всей весенней военной кампании, ни больше и ни меньше. Вместе с тем истинная причина опалы состояла в том, что Шильникова заподозрили, как ни странно, в «симпатиях к социалистам». Так, по

сведениям семёновской контрразведки, вечером 1 октября генерал вместе с правительственным комиссаром Флегонтовым присутствовал на собрании педагогического коллектива первой женской гимназии, охарактеризованном особистами, по меньшей мере, как несанкционированный митинг оппозиции. Более того, после завершения собрания Шильников уехал вместе с социалистом Флегонтовым в одном экипаже. Этого, как оказалось, было вполне достаточно, для того чтобы заподозрить генерала в сочувствии к красным и посадить под арест.

На самом же деле всё обстояло немного иначе. Руководство женской гимназии, как и многих других учебных заведений города, сильно обеспокоили факты многочисленных арестов преподавателей, осуществлявшиеся особо ретивыми семёновскими подручными на основании самых даже незначительных подозрений в связях учителей с большевиками [291] . Поэтому педколлектив гимназии пригласил генерала Шильникова и комиссара Флегонтова на своё общее собрание для того, чтобы от имени педагогов (или, как тогда говорили, — учащих) всего города попросить столь ответственных должностных лиц принять, наконец, хоть какие-то меры против такого произвола. В противном случае, как заявили преподаватели, скоро уже просто некому будет учить детей; учить — разумному, доброму, вечному, а не только — стрельбе и хождению строем. И, видимо, преподаватели нашли понимание, ибо буквально на следующий же день Антона Флегонтова… арестовали, а после прибытия в Читу Семёнова и генерал Шильников подвергся той же участи.

291

Под подозрение попадали, конечно, не только учителя, но и вообще, как кажется, многие образованные люди. Весьма примечательный случай в этом смысле описывала на своих страницах в те дни меньшевистская иркутская газета «Дело» (№ 43 от 1 октября 1918 г.). 12 сентября семёновцами по подозрению в сотрудничестве с советской властью прямо на улице был задержан служащий городской управы некто Левин. После чего на его квартире произвели обыск, в результате которого ничего криминального найти не удалось, за исключением книг на немецком языке и членского билета местной сионисткой организации. Книги, по объяснению Левина, он приобрёл для подготовки к сдаче вступительных экзаменов в Томский университет, но ему не поверили и предъявили обвинение ещё и в шпионаже в пользу Германии. Членство же в сионистской организации делавшие обыск истолковали таким образом, что если большая часть руководства сибирских большевиков — евреи, то и сионисты, как борющиеся за права евреев, тоже, что называется, недалеко ушли. Последнюю логическую цепочку для полицейского наряда, кстати, выстроил участвовавший в обыске один весьма «грамотный» иудей из состава незадолго до того сформированной по приказу Семёнова еврейской роты…

По завершении данных мероприятий вся — не только военная, но и гражданская власть в городе приказом Г.М. Семёнова была передана в руки нового начальника читинского гарнизона полковника И. Шемелина. Полковник [292] Семёнов в это время официально числился командиром 5-го Приамурского корпуса Сибирской армии (приказы от 6-го и 10 сентября командующего Сибирской армией генерала П.П. Иванова-Ринова) с подчинением ему частей Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск вот и всё. Но атаман, видимо, посчитал, что имеет право на нечто большее, чем только командовать казачьими войсковыми соединениями.

292

Также весьма примечательно, кстати: каким образом атаман Семёнов получил звание полковника. 3 сентября 1918 г. на вновь освобождённой от красных станции Борзя собралась, как было сказано в официальном сообщении, «комиссия из чинов Особого Маньчжурского отряда», которая, отметив заслуги и «выдающуюся организационную работу атамана по восстановлению армии», «неутомимую активную вооруженную борьбу с большевиками», сделала вывод, что есаул (капитан по-пехотному) Семёнов достоин производства сразу в полковники. Ввиду же отсутствия в России законного правительства, комиссия просила атамана впредь, до нового назначения такового Учредительным собранием, считать себя полковником, причём почему-то с 16 мая 1918 года. Семёнов с удовлетворением принял данное предложение (куда ж деваться-то), а Временному Сибирскому правительству осталось лишь формально узаконить это, по сути, самопроизводство в старшие штаб-офицеры.

В ответ на такое самоуправство представители читинского демократического самоуправления срочно составили жалобу в адрес председателя Временного Сибирского правительства П.В. Воло-годского и с оказией отправили её в Иркутск в надежде, что тамошние их единомышленники по земскому движению телеграфом перенаправят их зов о помощи во Владивосток, где в это время с деловым визитом находился П.В. Вологодский. Сами они воспользоваться телеграфом в Чите не могли, так как в условиях осадного положения, объявленного Семёновым, подобного рода сообщения с внешним миром находились на строгом учёте у военных. Пётр Васильевич Вологодский во время своего проезда через Забайкалье в середине сентября уже встречался с Семёновым и тогда слегка и, что называется, по-отечески пожурил его, наставляя атамана на разумный диалог с земским и городским самоуправлениями. Возвращаясь назад с Дальнего Востока в Омск, председатель Временного Сибирского правительства не стал больше встречаться с Семёновым и проследовал станцию Чита, возможно, в знак неудовольствия, даже не сделав остановки на ней. Потом он направил сюда своего специального представителя К.Е. Яшнова, который при поддержке прибывшего вместе с ним в столицу Забайкалья военного министра П.П. Иванова-Ринова, сумел уговорить строптивого атамана умерить свои аппетиты в сведении счётов с демократами.

Первым шагом на пути «оздоровления» ситуации стало освобождение из тюрьмы комиссара Флегонтова и генерала Шильникова (21 октября). Однако нового правительственного комиссара в тот момент назначено не было, и поэтому главой административной, гражданской и военной власти в Забайкалье остался по-прежнему атаман Семёнов. Тезис о том, что дипломатия есть искусство возможного компромисса, в данном случае нашёл себе абсолютно реальное воплощение. При Колчаке, однако, ситуация немного изменилась, поскольку в противовес всемогуществу