День освобождения Сибири
Шрифт:
Там он встречался с представителями Академии генерального штаба подполковником [305] Александром Сыромятниковым и генерал-майором Михаилом Иностранцевым. Те, в свою очередь, свели Коншина с ещё более высокопоставленными людьми — членами союзного дипломатического корпуса (читай с представителями иностранных спецслужб): французскими штаб-офицерами генералом Лавернье и полковником Корбейлем, а также генеральным консулом Великобритании в России Брюсом Локкартом. Все эти люди, — а ещё французский посол Жозеф Нуланс и небезызвестный политический авантюрист, а по совместительству английский шпион Сидней Рейли (урождённый одесский еврей Соломон Розенблюм, между прочим) стояли во главе широко разветвлённого так называемого «заговора послов» и организовали в 1918 г. целый ряд вооруженных выступлений против советской власти [306] . Попав в сферу деятельности такого рода мощных заговорщических структур, успешно «прикрывших» к тому времени уже не одно правительство и ввиду того что на карте стояли весьма крупные интересы очень серьёзных людей, сибирским подпольщикам больше не оставалось, что называется, пути назад. Таким образом, хочешь — не хочешь, а нужно было принимать теперь те правила игры, которые предлагал в создавшихся условиях более
305
У Парфёнова — полковником, что неверно. Звание полковника тридцатидвухлетний Александр Дмитриевич Сыромятников получил уже в ходе Гражданской войны.
306
Главным мероприятием данного заговора должен был стать летом 1918 г. общероссийский правоэсеровский мятеж, основные оперативные действия которого планировалось развернуть в Сибири, на Волге и, наконец, в непосредственной близости от Москвы, в Ярославле. Последнее по счёту, но не по значению вооруженное выступление поручили организовать, а потом и возглавить Борису Савинкову. После захвата Ярославля от него совсем уже рядом находилась Москва, на что, собственно, больше всего и рассчитывали иностранные резиденты и поэтому возлагали на группу Савинкова очень большие надежды. Но здесь они сильно просчитались: к их плохо скрываемому разочарованию, ярославский мятеж, единственный из всех, неожиданно провалился (в Сибири и на Волге, впрочем, могло произойти то же самое, если бы восставшим русским не помогли чехословацкие легионеры). После случившегося про Савинкова, что называется, надолго забыли его давние заграничные покровители. Небезынтересно, наверное, в связи с этим будет узнать, что Борис Викторович Савинков родился на Украине в Харькове, потом с родителями переехал в Польшу, входившую тогда в состав Российской империи. В Варшавской гимназии он познакомился с Иваном Каляевым, в скором времени ставшим одним из самых знаменитых эсеровских террористов, мать последнего являлась полькой по национальности. В Харькове же родился, а потом в Польше оказался завербован революционерами и военный министр ВПАС Аркадий Краковецкий. Основатель ВЧК Феликс Дзержинский, отправивший на тот свет не одну тысячу русских патриотов, также, как известно, был по крови поляк, да к тому же ещё и дворянин, шляхтич. А католическая Польша ещё в период средневековья стала передовым форпостом западноевропейских секретных операций в их борьбе против России.
Вторым мероприятием «заговора послов» стало убийство в июле того же 1918 г. германского посла в России, графа фон Мирбаха, осуществлённого при активном участии чекиста Якова Блюмкина — давнего знакомого Сиднея Рейли ещё по Одессе. Яков Блюмкин (Симха-Янкев Гершевич Блюмкин) — один из прототипов знаменитого Штирлица, придуманного Юлианом Семёновым (настоящая фамилия писателя — Ляндрес), зятем, кстати, Сергея Михалкова.
В августе руками всё тех же эсеров было организовано покушение на Ленина, а в сентябре «послы» пытались подкупить охрану Кремля, латышских стрелков во главе с их командиром Эдуардом Берзиным, с целью арестовать советское правительство, истратив на это, между прочим, по разным данным, от 700 тысяч до одного миллиона 200 тысяч рублей. Эдуард Петрович Берзин, кстати, в 1931 г. являясь начальником строительства Березниковского химкомбината, поспособствовал досрочному освобождению из первой «отсидки» Варлама Шаламова, но в 1938 г. сам пал жертвой политических репрессий.
В инструкциях, которые капитан Коншин тогда получил на встрече с иностранными консультантами, сибирским нелегалам настоятельно рекомендовалось, прежде всего, в корне изменить всю систему руководства своим подпольным движением. Ввиду того что постоянно сомневавшиеся в правильности выбранного ими пути эсеры не могли, по мнению большинства заграничных специалистов по подрывной деятельности, обеспечить полномасштабное стратегическое управление готовившимся мятежом, а также из-за отсутствия у них практического опыта по тактическому планированию предстоящих военных операций, сибирским подпольным структурам было предписано в срочном порядке назначить на руководящие посты во всех относящихся к предстоящему делу нелегальных организациях профессиональных военных, желательно штаб-офицеров [307] , оппозиционно настроенных к советской власти и имеющих богатый боевой опыт. Это, во-первых. А во-вторых, сибирским подпольщикам столь же настоятельно рекомендовалось как можно скорее наладить связь с командованием двигавшегося по Транссибирской железнодорожной магистрали в направлении на Владивосток Чехословацкого корпуса с целью совместного вооруженного выступления против большевиков.
307
Офицеры в воинском звании от штабс-капитана до полковника.
С такого рода инструкциями капитан Коншин где-то уже к концу апреля 1918 г. вернулся в Томск, и после чего в центральном военном штабе западносибирских подпольных организаций, а также во всех подконтрольных ему структурах началась перестройка практически всей системы управления согласно вновь утверждённому плану. Так, во главе центрального штаба встал теперь уже хорошо известный нам подполковник А.Н. Гришин-Алмазов. Сам же центральный штаб решили тогда же перенести из удалённого от Транссиба губернского Томска в уездный Новониколаевск, располагавшийся, во-первых, на главном пути железнодорожной магистрали; во-вторых, от Новониколаевска шла отдельная ветка на Барнаул; а в-третьих, этот город находился на берегу реки Обь и контролировал, таким образом вдобавок ко всему прочему ещё и крупнейшую водную артерию Западной Сибири. Ну и, наконец, в-четвёртых (вот сколько преимуществ сразу), на запасных путях железнодорожного вокзала Новониколаевска в вагонах-теплушках была временно расквартирована большая часть военнослужащих 7-го Татранского полка Чехословацкого корпуса. Данные факты в совокупности с новыми инструкциями, привезёнными из Москвы капитаном Коншиным, как раз и повлияли на то, чтобы штаб-квартиру центрального военного руководства Западной Сибири перенести из Томска, всеми признанного центра автономистского движения, в Новониколаевск [308] .
308
Центр сибирского областнического сопротивления, таким образом, был перенесён в Новониколаевск (Новосибирск); многие полагали, что это временно, но, как оказалось, — навсегда…
Там, в Новониколаевске, на новой штаб-квартире центрального штаба 3 мая состоялось совещание представителей большинства
По завершении совещания Алексей Николаевич Гришин-Алмазов вместе со своим помощником по центральному штабу полковником Петром Андреевичем Беловым (настоящая фамилия — Виттенкопф), российским немцем по происхождению, совершили две инспекционные поездки, соответственно — в Омск и Красноярск. В Омске им пришлось в течение пяти дней вести очень трудные переговоры с представителями местного подполья во главе с полковником Ивановым-Риновым, целью которых являлось добиться подчинения омской организации новониколаевскому центральному штабу.
Упорство в данном вопросе Иванова-Ринова, по мнению ряда исследователей, явилось следствием тех обещаний, которые он получил от генерала Флуга в период пребывания последнего в Омске. А именно: пролоббировать в Харбине вопрос о переносе главного штаба по руководству сибирским восстанием в Омск, а в будущем сделать этот город как бы столицей белого движения на востоке страны. Ясно, что такие авансы со стороны руководителя корниловской делегации давали Иванову-Ринову определённые надежды, в том числе и в отношении собственной политической карьеры. Вторая причина, по которой омские подпольщики так неохотно шли на контакт с Гришиным-Алмазовым, заключалась в том, что и сам начальник штаба, и его подчинённые были подконтрольны эсеровскому Временному правительству автономной Сибири, а люди, окружавшие Иванова-Ринова, да и он сам никаких дел с эсерами иметь не хотели. Напротив, они каким-то образом уже напрямую контактировали в то время с правобуржуазными политиками из харбинского Дальневосточного комитета защиты Родины и Учредительного собрания.
Однако долгие и, видимо, достаточно аргументированные уговоры со стороны представителей центрального западносибирского штаба в конце концов всё-таки возымели действие, и полковник Иванов, наконец, уступил — согласился в день «Х» неукоснительно выполнить все распоряжения из Томска и Новониколаевска. Многие исследователи полагают, что это произошло при определённых условиях со стороны Иванова-Ринова и курировавшей его группы правых политиков, а именно: признания Сибирского правительства как областнической идеи, но непризнания его персонального состава.
Ещё один визит накануне восстания Гришин-Алмазов и Белов нанесли в Красноярск — город, находившийся официально под юрисдикцией Восточно-Сибирского военного округа и подчинявшийся, соответственно, иркутским нелегальным структурам во главе с эсерами Николаем Калашниковым и Павлом Яковлевым. Однако, в силу того что новониколаевский (бывший томский) штаб получил в апреле очень большие полномочия от Москвы, решено было переподчинить ему напрямую, помимо губернских — омской и барнаульской — ещё и красноярскую подпольную организацию, а заодно и провести замену руководителя в ней.
В тот период военный отдел красноярских нелегалов возглавлял некий поручик Лысенко. К сожалению, нам не удалось найти никаких выходных данных об этом человеке, даже инициалов его имени и отчества, поэтому мы можем лишь предполагать, допустим, что поручик Лысенко, имея достаточно невысокое воинское звание, несколько, так сказать, не соответствующее занимаемой им руководящей должности, по всей видимости, являлся ставленником эсеровских структур, а вполне возможно, что даже и состоял членом правоэсеровской партии. Так вот, в силу только что поступивших тогда инструкций из Москвы молодой поручик подлежал замене на более зрелого и имевшего богатый боевой опыт офицера. Именно таким образом вместо Лысенко на должность руководителя красноярской подпольной организации распоряжением Гришина-Алмазова был назначен сорокадвухлетний фронтовой полковник Владимир Платонович Гулидов [309] . Сохранились воспоминания жены полковника Гулидова Веры Владимировны о том, как к ним на квартиру в мае 1918 г., в самый канун общесибирского вооруженного восстания, пожаловали два гостя из Новониколаевска. «На Белова набросилась наша собака, когда он за столом сидел, в крайне потёртом мундире с поразившими меня засаленными манжетами». По некоторым данным, одним из ближайших помощников Владимира Платоновича Гулидова в тот период стал полковник Бронислав Михайлович Зиневич [310] , также участник Первой мировой войны, русский поляк по национальности.
309
Закончил войну в должности командира бригады 15-й (по другим данным, 8-й) стрелковой (пехотной) Сибирской дивизии, то есть в генеральской должности. Видимо, поэтому в некоторых работах Гулидов в период подготовки антисоветского мятежа значится как генерал, что так же неверно, как и в случае с подполковником Сыромятниковым. Звание генерал-майора Владимир Платонович получил лишь при Колчаке, весной 1919 г.
310
Этот человек спустя некоторое время (спрессованное, правда, почти в целую эпоху) в декабре 1919 г. сыграет одну из ключевых ролей в разгроме остатков колчаковских войск под Красноярском, перейдя со своим Средне-Сибирским корпусом на сторону эсеровско-областнической оппозиции. Генерал же Гулидов сохранит верность белому движению до конца, под пытками в ЧК (на страницах его дела остались следы слёз и крови) он подпишет признательные показания о своей столь продолжительной антисоветской деятельности и в мае 1920 г. будет расстрелян. Бронислав Зиневич перейдёт на службу в Красную армию, но уже через год его арестуют, и он окончит жизнь в одном из исправительно-трудовых лагерей. Оба — и Гулидов и Зиневич — в 90-х годах будут полностью реабилитированы.
Теперь, что касается иркутского подполья. Оно, как мы уже выяснили в начале нашей книги, к концу апреля оказалось несколько ослаблено арестами, но в мае сумело всё-таки в значительной степени восстановить свои ряды благодаря усилиям, в том числе, и миссии генерала В.Е. Флуга. Вместе с тем, примерно в то же самое время, когда в Иркутске гостила делегация Добровольческой армии Юга России, здесь же находились и специальные секретные представители иностранных дипломатических служб, которые довели до сведения иркутского подполья последние установки по подготовке общесибирского восстания, согласованные и утверждённые в Москве. Так, известно, что в Иркутске в тот период побывал один из заместителей Локкарта английский разведчик У. Хикс, который в апреле-мае совершил официальную, то есть абсолютно легальную, инспекционную поездку по Сибири. Причём она была организована самими большевиками, полагавшими посредством миссии Хикса развеять миф о якобы формирующихся на востоке России крупных воинских формированиях из пленных немцев и австрийцев.