День после ночи

Диамант Анита

Шендл обратила внимание, что Натан, даже когда шутил, постоянно приглядывался к своим ученикам, провожая хмурым взглядом тех, кто не выдерживал и уходил, улыбаясь тем, кто не отставал.

Он обернулся к Шендл и отдал честь.

Подошла запыхавшаяся Теди.

– А я-то думала, что я в неплохой форме.

– Это он выпендривается, – сказала Шендл. – Явно глаз на тебя положил.

– Да он со всеми заигрывает.

Но Натан действительно скользил взглядом по изящным ножкам Теди. Она показала ему язык. В ответ физкультурник медленно облизал

губы с таким нарочито эротичным видом, что все как по команде повернули головы, чтобы посмотреть, кого он дразнит.

– Не отвлекаемся, ребятишки, – скомандовал физкультурник, после чего еще минут двадцать терзал их упражнениями и остротами. Отпустив, наконец, своих взмокших учеников, Натан направился прямиком не к Теди, а к Шендл.

Приземистый и крепко сбитый, он явно был бойцом: сломанный нос, мясистые кулаки.

– Это ты с Тирцей на кухне работаешь?

– Да. Как раз туда иду.

– Тогда я с тобой. Я смотрю, ты с той высокой блондинкой водишься? А еще вон с той хорошенькой француженкой? О-ля-ля. Не замолвишь за меня словечко? Только не подумай, что я не вижу, какая ты красавица. Еще как вижу! Ты ведь не замужем?

Натан был старше и гораздо грубее большинства волонтеров, приезжавших в Атлит. Шендл заметила, что по дороге на кухню он, не переставая молоть всякий вздор, на глаз прикидывает высоту зданий и расстояние между ними, как настоящий профессионал. Оказавшись внутри, он разом оставил свою дурашливую манеру и повернулся к Шендл спиной.

– Рад тебя видеть, – сказал он Тирце и увел ее в дальний угол помещения.

Шендл пыталась подслушать их разговор, снуя между столовой и кухней и накрывая столы к обеду. Она была уверена, что они что-то замышляют. В какой-то момент прозвучало ее имя.

– Это вы про меня? – вмешалась Шендл. – А что такое?

– Узнаешь, когда надо будет, – отрезала Тирца.

– Вот как? – И Шендл, в сердцах хлопнув дверью, присоединилась к подругам в столовой.

– Что случилось? – спросила Леони.

– Не спрашивай. – И Шендл принялась мрачно крошить кусок хлеба.

В эту минуту к ним подсел Францек, хмурый, неприветливый венгр. Он оперся на стол и объявил:

– Всех мужчин переводят из барака G. Некоторых поместят в D, остальных – в F. – Он в упор посмотрел на Шендл: – Что это значит?

– Наверное, привезут новую группу, – пожала плечами она.

– Привет, ребятишки, – взревел Натан, протискиваясь между Леони и Шендл. – Самый красивый девушка, – объявил он на ломаном французском и ухватил Леони за талию.

– А ты – тупой павиан. Весь в шерсти с головы до пят. А еще павианы воняют хуже свиней. – Леони взяла свою тарелку и ретировалась.

– Что она сказала? – подтолкнул он Шендл. – Я ей понравился?

– Что ты знаешь о новой группе арестантов? – перебил его Францек.

– Не надо так волноваться, – ухмыльнулся Натан. – Лучше думай о хорошеньких девушках. Ишув все уладит. Твоя задача – готовиться к жизни в Палестине, окрепнуть и выучить иврит. Кстати, вам крупно

повезло. Я ведь не только лучший учитель физкультуры во всей Палестине, я еще и лучший учитель иврита. Спорим, что на ваших нудных занятиях вы самых нужных слов не проходили? Знаете, как на иврите будет «член»? А «буфера»? Один урок со мной – и не надо никаких журналов.

Вокруг Натана собралась толпа мужчин и мальчишек, а Шендл, собрав грязные тарелки, вернулась на кухню. Там возле раковины околачивалась Леони.

– Все они павианы, – сказала она, когда Шендл потянулась за фартуком.

– Если бы он только понял, что ты ему ответила...

– То решил бы, что это очень мило, – усмехнулась Леони. – Верь мне, такие никого не слышат, кроме себя. Все здешние мужчины надутые, как павианы, и гордятся этим.

Шендл кивнула:

– Это еще раз доказывает, что они отличаются от...

– От евреев? – спросила Леони, яростно отскребая вековую грязь со дна кастрюли. Французы считали еврейских мужчин женоподобными и слабыми, но при этом ненасытными в сексуальном плане. Немцы были уверены, что евреи – финансовые гении с тайниками, полными золота, но в то же время слишком скаредные, чтобы купить себе приличную одежду. Хилые и дикие, шикарные и ограниченные. И грязные. Неизменно грязные.

На кухню ворвался Францек:

– Они заколачивают окна в бараке!

Шендл и Леони выбежали следом за ним на улицу, где Натан тут же подхватил обеих под локотки.

– Давайте чуток прогуляемся и поглядим, что происходит, идет? А ты, старина, – обратился он к Францеку, – не суетись. Бывает, думаешь: что за напасть? А это, оказывается, подарок судьбы.

– Терпеть не могу, когда загадками говорят, – пробурчал Францек.

– Ты, наверное, венгр. Как мой дедушка. Его тоже хлебом не корми, дай поволноваться.

К тому времени, когда они добрались до барака G в северной части лагеря, рабочие заканчивали прибивать к окнам двойную металлическую сетку, а в дверь уже врезали новый замок. Чуть поодаль стояли британские солдаты. Обитатели Атлита выкрикивали в их адрес оскорбления, в том числе смачные ругательства на иврите, явно позаимствованные у Натана.

– Это добром не кончится, – с тревогой сказала Шендл.

Натан пожал плечами:

– Ничего, пускай пар выпустят.

Младшие начали скандировать: «На-цис-ты! На-цис-ты!» – и швырять в англичан камнями. Кому-то попали в голову, и солдаты тотчас направили винтовки на толпу.

Натан перестал улыбаться и, рванувшись вперед, встал между солдатами и арестантами.

– Хватит! – закричал он. – Все послушали меня. Нам пора на вечерние занятия. Будет забег. Победитель получит блок американской жвачки.

Однако подкупить их оказалось нелегко. Натану пришлось изрядно покричать и пустить в ход не одцу пару крепких словечек, чтобы заставить толпу разойтись. В конце концов, собравшиеся все-таки пошли за ним, но урок превратился в жаркие споры о политике и закончился потасовкой.