Деньги или любовь. Жертвы половой войны
Шрифт:
Само собой, никто не имеет права вытаскивать чужое бельё — хоть чистое, хоть грязное — на обозрение общества. Семейный статус публичных, а тем более остальных людей, кто с кем и как спит, кто с кем поженился, развёлся и опять сошёлся — персональная информация. Типа пятой графы. Лишь наличие детей есть почётный признак статуса полноценного члена общества. Из самого понятия общественной морали и основанных на ней законах должно уйти всё связанное с сексом. Добрачный, или внебрачный, или даже брачный секс — личное дело каждого. Брак — большая ответственность, и подспудное принуждение к нему мужчины посредством ограничений в сексе крайне неразумно. Решение должно быть хорошо взвешено и не мотивировано искусственным дефицитом. И, конечно, что люди добровольно делают за закрытыми дверями, никого не касается. Аналогично, общественный вкус не должно оскорблять вытаскивание этих личных дел на всеобщее обозрение. Общественное место — место общественных отношений.
И, конечно, как не обойти проблему изнасилований «следующего утра», терзающую мужскую часть общества.
Обязательным условием предотвращения новой эмансипации должны стать политические реформы. Так же, как ушли в прошлое диктатуры «пролетарьята», анархии, монархии и прочие «измы», должны уйти в прошлое и «свобода, равенство, братство». Нынешний штамм огульной демократии, ориентированный на всё большую дружбу с самым диким и необразованным избирателем, в принципе не способен пойти поперёк сиюминутных меркантильных интересов и вырождается в дешёвый популизм и ничего больше. Его характерный ген — наивное стремление вовлечь в политику всех кого только можно, чтобы воспитать из них «компетентных и информированных» государственных мужей и жён, в реальности — лицемерное желание расширить избирательную базу и опереться на максимально внушаемые, легко подкупаемые и постоянно конфликтующие страты выборщиков. Поэтому в здоровом обществе голосуют и управляют государством только члены, доказавшие свою зрелость, дающие обществу больше, чем они получают. И чтобы отсечь праздных любопытствующих, неизбежен налог на желающих голосовать. Символический, но чувствительный. Дабы голосующие почувствовали своим карманом тяжесть государственного управления, а деньги смогли наконец проявить свою положительную сущность в противостоянии с любовью прекрасных дам к волнительным и ослепительным улыбкам кандидатов.
Более того, эпоха фемикратии должна смениться эпохой фамиликратии, где политические права принадлежат не кому попало, а семье, и реализуются её представителем. Семья, как ячейка общества — единое целое и должна иметь единое мнение. А как же иначе? Если люди не могут внутри семьи договориться и организовать своё личное бытие, как они могут посягать на строительство государства? А если их интересы противоположны, что они делают вместе? Разрешая на уровне семьи противоречия полов, фамиликратия избавляется от полового антагонизма на уровне общества.
Так же как выбирать имеет право только семья, так же и выбираться могут только люди, имеющие детей. В личной жизни люди ничем не ограничены, но политика — другое дело. Политика — это влияние на других. Как человек может нести бремя политика, как вообще он может состояться в качестве гражданина, полноценного члена общества, если у него нет детей? Если он ни за кого не отвечает?
А организованную женскую политическую «борьбу» — включая шествия и политические организации — следует просто запретить, как ни леденяще кровь это звучит. Половая политическая активность = половая война, и она не нужна ни сама по себе, ни в любых сочетаниях — у женщин имеется иное оружие против мужчин и иная сфера его применения. Женщинам вообще не следует лишний раз волноваться и переживать, а для этого политикой пусть занимаются мужчины. Если же есть непреодолимое желание, то в индивидуальном порядке и в общественно полезном русле, без закосов в половые вопросы. Прочая же общественная деятельность женщин должна приветствоваться. Надо помочь им реализовать свой человеческий потенциал, но строго на общественных началах, т. е. вне политики. Например, «Общество любительниц собак и кошек» — хорошо, а «Общество прав любительниц собак и кошек» — плохо.
Вместо вовлечения в рискованные политические авантюры, женщин надо ориентировать на семейную жизнь, беречь и стеречь, не напрягать на рабочем месте. А для этого важно ограничить трудовые свободы и сопутствующие соблазны. Женщина не обязана посвящать себя полностью работе — семья и дети требуют постоянного внимания и поглощают большую часть её мыслей и забот. Как выбрать для женщин оптимальные социальные роли? Вероятно, самое очевидное решение — положиться в этом на естественную стихию. Женщины так и так занимают нижние ступеньки карьерных лестниц, менее престижные, менее оплачиваемые и менее трудоёмкие. Надо только вместо ханжеской борьбы с подобной «дискриминацией» не мешать естественному процессу. Более того, почему бы не закрепить официально рабочий день женщин с детьми раза в два меньше мужского? Женщина ведь не двужильная, чтобы тащить и работу, и семью. А если у женщины маленький ребёнок — о какой работе можно вообще говорить? Значит добавить обязанность сидеть с ребёнком, а не отдыхать на работе, полагаясь на чужих тёть и дядь в деле воспитания собственных детей. И конечно, список тяжёлых, вредных и опасных работ, неподходящих женщине по здоровью, обязательно дополнить должностями, требующими полной самоотдачи, непомерной ответственности и абсолютной беспристрастности. Работа не должна вмешиваться в семью. А семья — в работу.
К работе примыкает и образование. Противопоказано тащить женщин силком в университеты, выделяя квоты и добиваясь гендерных «балансов». Почему бы вместо этого не воссоздать женское обязательное образование, просвещающее о семейных обязанностях и воспитании детей? Как и симметричное мужское, готовящее к социальной борьбе и ответственности?
Бла-бла-бла
Было
Ведь сейчас что получается? Ни с правами невозможно разобраться, ни с обязанностями. Уж больно странный конфуз случился с гениями теоретической и практической сексуальной мысли, которые наблюдают эмансипацию 200 с лишком лет и всё никак не могут понять — что же делать с женщиной? А пора бы. Разграничить пора бы права и обязанности. Чтоб не захотелось в одном случае поиграть в гендерного «мужщину», а в другом — обратно в гендерную «женчину». Чтоб снова появились нормальные мужчина и женщина. И направление поиска видно невооружённым глазом. Самых ценных членов общества надо беречь. Охранять. Сдерживать их порывы. Разве общество позволяет детям, самом ценному, что у него есть, вести себя как взрослым? Но женщины в идеале так же ценны, как и дети. Короче, права играть со спичками, натыкаться на гвозди, есть стекло и падать с балкона должны быть категорически отозваны. И заменены обязанностями.
Впрочем, упомянутый странный конфуз легко объясним. Гипноз бескрайних личных прав и свобод разрушается только под тяжестью стоимости женщины. Которую все чувствуют, но стесняются взвешивать открыто. Не дома стесняются, конечно, а публично, в точном соответствии с законом стоимости. Взаимоотношения полов покрыты условностями, ограничениями, табу. И останутся таковыми до тех пор, пока не будет преодолён психологический барьер, пока не станет ясна сфера применимости всех этих условностей и неопределённостей. В личной сфере о многом нельзя говорить вслух. В обществе — необходимо. В обществе женщина имеет экономическую стоимость. Надо только найти наконец мужество об этом сказать. И честность. Потому что второй причиной немоты является ханжество. Прекраснодушное желание не видеть и не слышать, что женщины отдаются не только по любви, но и за деньги. Как и фарисейские запреты на проституцию, как и лицемерные ограничения сексуальной свободы, как и традиционное, но давно устаревшее отождествление всего, связанного с сексом, с истинной нравственностью и моралью. Впрочем, вторая причина неразрывно связана с первой. Двусмысленность половых отношений — их обязательное качество. И безнадёжно запоздавшее разграничение личной и публичной сфер в реальности есть невероятный труд по отделению туманного в половых отношениях от кристально ясного в половых вопросах. По отделению закона стоимости от общества и ограничению его только личной сферой. По отделению сначала в головах, а потом и в законах.
Проблема разделения сфер оказалась неподъёмна для всей либеральной философии, этики и социологии. И в этом состояла причина того, почему самая мощная общественная идеология не смогла дать отпор кучке фантазёров с их бредовой идеей тотальной эмансипации. Либерально настроенные мыслители ни за что не могли согласиться с тем, что люди не равны и обладают разными правами. И впрямь, такая ересь никак не согласуется ни с одной моделью справедливого общества. Той самой, в которой икона эгалитаризма занимает самый красный угол. Главная загвоздка в том, что мыслители эти, умело или стыдливо обходя острые углы неравенства полов, рассматривали общество исключительно в «горизонтальном» разрезе — здесь и сейчас. Такое общество действительно состоит из индивидуалистов — равных, рациональных, моральных членов, озабоченных приобретением собственности, т. е. своими правами, интересами и пользой, и согласующими свои действия ради общего порядка, ради общей справедливости и ради своей, в конечном итоге, выгоды. Они создают это общество для себя, без них нет ни общества, ни, тем более, его абстрактного «блага». Всё же личные дела индивидуалистов остаются вне этой модели. Суровая реальность, однако, в том, что эти «личные» дела — на самом деле есть иной разрез общества — «вертикальный». Разрез по времени, между прошлым и будущим. И члены такого общества не создают его, оно уже есть. И построено при этом на совершенно иных принципах. Здесь люди не берут, они отдают. Здесь не общество для людей, а они для него. Прошлые поколения — для настоящих, настоящие — для будущих. Здесь нет равенства, нет справедливости, нет независимости, а есть долг, забота, самопожертвование. В этом разрезе работает женская ценность и ответственность, половое неравенство, кошмарное неравноправие и самая ужасная зависимость. И все попытки вторгнуться теоретическим ломом в такое общество, математически или художественно это обосновав, приводят только к его разрушению.
Разрез этот длительное время игнорировался критической либеральной мыслью ещё и по той причине, что личная сфера работала как часы, никого особо не напрягая, в то время как общественная постоянно досаждала своей несправедливостью. Пока неожиданно не выяснилось, что и тут тоже — сплошное угнетение, эксплуатация и безобразие, требующие срочного капитального ремонта. И как водится, в одном месте разрулили, в другом напортачили. Взяв пример с отцов-основателей либерализма, учредивших в обществе свободу, равенство и братство, их феминизированные последователи учредили то же самое и в семье. Очевидно, за компанию.