Деревенские святцы
Шрифт:
3 октября — Астафьевы ветры.
Дань уважения мельникам, хозяевам ветрянок.
Птица-юрица На ветер глядит, Крыльями машет, Сама ни с места.О, птиц-юриц стояло вокруг деревень, несказанно украшали они холмы, вольницу раздольную полей и лугов!
Ветрам отдавалось исключительное внимание, наипаче в Поморье, в пору господства парусных судов и позднее. Для зверобоя, для рыбака ветер — успех в промысле,
По сторонам света, направлению, ветры именовались везде наособицу. К примеру, в Неноксе северный нес название сивера, северяка, на Мезени он был продольный, столбище. Знавала Русь заморозника, галицких ершей и хилка, стрижа и паужника — десятки, сотни прозвищ для всех 32 румбов компаса!
Деревенские святцы не преминули по случаю Астафьева дня преподать житейские уроки. «Выше ветра голову не носи» — поучали. «Спроси у ветра совета, не будет ли ответа» — наставляли опираться на себя, наживать собст венный опыт. То же самое и мельники говаривали: «На ветер надеяться — без помолу быть».
В прошлом добирались налоги, взимались недоимки весной и летом по возвращении селян с отхожих зимних заработков, по завершении пушного промысла, подледного лова, и осенью в гуменную страду.
Беда, когда долг за долг заходит.
Север неоднократно переживал периоды подъема и упадка. В средневековье житница страны… Через Холмогоры, Важскую землю, Тарногу — свободный выход на торговлю с заграницей… Начало ХVII века — польско-литовская и шведская интервенция, пожары, грабежи… Посправились, грянула Петровская эпоха: непосильные поборы, угон плотников, судостроителей на верфи Питера, запрет на прямые торговые сношения о Западом. Север наполовину обезлюдел…
В дворянских уездах Вологодчины ужесточалось крепостничество. В 1523 году, например, крестьяне помещика Еропкина (Кадниковский уезд) платили подушным оброком 1 рубль 15 копеек серебром, вскоре затем — 10 рублей серебром. К отмене крепостного права земельный надел на душу сократился раза в полтора. За сто лет прирост мужского населения в кадниковских деревнях барина составил всего 27 человек: со 126 до 153.
Включение пореформенной северной деревни в рыночные отношения тем не менее требовало постоянно возрастающих вложений в хозяйство. Сводить концы с концами становилось год от году труднее даже середнякам. Земские врачи выражали озабоченность ухудшением питания: в волостях развитого маслоделия уже детям не хватало молока, почти полностью уходившего на переработку. Платежи за выкуп земли в личную собственность, налоговое бремя скапливали недоимки: только за слабо населенным Яренским уездом Вологодчины долгов числилось к исходу XIX века на 300 тысяч рублей.
Святочные ряженые, широкая масленица, качели Троицы, на березе венки — нет, не для всех в деревне был потехи час!
Тянулись на поклон о займах к зажиточным соседям, обивали пороги управ, канцелярий.
4 октября — Кондратий и Ипатий.
«Кондрат с Ипатом помогают богатеть богатым». «Деньги говорят — правда молчит» — с горечью приложено.
Не отсюда ли также истоки явления, что к XX веку потускнела обрядность, пробел за пробелом обнаруживается в поэтичных сказаниях о годовом круге? Чего уж, «бедность не порок, а большое несчастье».
5
Поелику память пророка Ионы, коий во чрево кита поглощен бысть, набожные миряне воспрещали себе рыбу вкушать, мужики, промышлявшие извозом, почтовой гоньбой, заказывали молебны праведному Петру, бывшему мытарю — во сбережение лошадей от «мыта», хворобы конской.
6 октября — Иван.
Засквозили на просвет вершины лиственных деревьев. Глубже у подножий пестрые вороха, и, чуть напахнет ветром, перекатываются, метут по лесу рыжие метели.
Шорох, неумолчный шелест вынудил зайцев убираться из рощ к елкам хвойников под зеленое крылышко, к болотным кочкам под мягкий бочок.
Вспугнешь невзначай косого, ух, порскнет удирать. Братцы, ведь он цветет!
«Цвелый заяц» по-нашенски, значит, летняя шубка в пятнах белой шерсти.
Знаете, с листопадом у него заодно. В июле, коль помните, с нижних сучьев потек лист. Заяц-беляк тотчас, в зной пекучий, начал отращивать зимний мех: на одну летнюю темную десять белых, пока невидимых пушинок.
Что заяц — он свой, коренной! С берез прошуршало — и кулик-сорока тут как тут, опробовал в июле перелетные пути из Заполярья!
Наголо обнажаются рощи, протяжней ночи. Звезды пророчат каленые заморозки, скорый снег. С высоты достигают слуха щебет, переговоры стай зябликов, трясогузок на воздушных волоках под покровом тьмы.
Беднеем, что ни день беднеем, — с чем в зиму останемся?
Странная печаль обволакивает тебя, когда провожаешь холодеющее солнце. Багровеет, золотится небо, поминутно меняя оттенки, — чем охватить, как постичь словом эти мгновения, это половодье красок? Мало неба — горят колеи дорог, залитые дождями, горят, обращенные к закату окна изб, словно там разом затоплены печи… Народ нашел, народ назвал: «зарева»!
7 октября — Никанор и Фекла.
В устных календарях — замолотки, заревница.
В небе зарева — у сельских Никаноров развернулась гуменная страда. Бывало, молотили «изручь», цепами. Протапливались овины по ночам, чтобы снопы изготовить к утру. Раньше просохнут, при фонаре «летучая мышь», еще впотемень, горяча работа:
Летят гуськи, дубовы носки, Говорят гуськи: «Чекоты, чекоты, чекотушечки!»К молотьбе готовились загодя, почитай, со Спасов. Рубили ольховые, ивовые дрова, не дающие при сгорании искр. Горят они без запаха дегтярного духа. В несколько приемов заливалась мокрой глиной, тщательно выравнивалась «долонь» — молотильное пространство гумна. Так долонь утрамбуют, что лошадь пройдет, следов подков не заметишь: отвердела глина в камень.
Перед тем как садить снопы, у овинника испрашивали разрешения:
— Батюшка-родимчик, дозволишь каменку истопить?
Любит почет, по сердцу ему поклоны.
Не ублажить овинника — беда!
Ночами нет-нет и вспыхивали зарева пожаров, перезванивались колокольни набатным сполохом.
«Фекла, копай свеклу» — еще раз, после сентября, в деревенских святцах. Поди, свекла убрана, копали бабы хрен, дергали чеснок — последние с гряд овощи. Под снег сеялись морковь, укрывался пластами навоза, соломой чеснок озимый.