Деревенские святцы

Полуянов Иван Дмитриевич

Стол шатали, заслонкой стучали, обычаем этим давая понять, зачем гости припожаловали.

В свадебном обряде невесте первая роль. Жених влюбе, неволей выдают, все равно о пол хлещись. Примета, о которой у нас в Городишне слыла молва: «Не наревешься за столом, наревешься за столбом (в замужестве)». Истово выданьица свое соблюдала:

Не дали мне, горемычной, Во девушках насидетися, Русу косыньку повырастать…

Изливала она душу в плачах:

У

меня ли горе нечутко, У меня, младой, горя крутые горы, Уж слез-то реки быстрые, Все поля горем насеяны, Все сады горем изнасажены.

Крестьянский свадебный чин вбирал в себя более четырехсот действующих лиц. Деревни, разделенные иногда только полем либо покосами, разнили его по статьям, набору причетов, обязанностям участников красочного захватывающего зрелища.

Естественно, смысл плачей-причитаний сводился к тому, что молодая женщина открывала через них свой внутренний мир, душевные качества. С лица, известно, не воду пить.

Законное место уделялось подругам невесты, «сизым голубушкам». Они шили из холста белье для жениха, они сопровождали выданьицу на расстанный угор. Они такими примерно выпевками высмеивали свата:

Ты ходил да похаживал, Да не путем, не дороженькой — Кошачьей тропиночкой, Заячьей лозиночкой.

Отнял дорогую товарку, улестил ее отца-мать, будто у жениха «дом-хоромы высокие, много скота рогатого, много хлеба белого». На деле-то, люди добрые, послушайте:

Дом-хоромы хорошие — В лесе лес запримеченный, Он стоит да шатается, Только вершины лягаются. А из скота рогатого Таракан да жужелица, А из хлеба белого Три зерна катаются, Одни мыши питаются!

Не стерпит сват, обидится:

— Косточку в горлышко вам, девушки.

Напрасно! Розыгрыши, насмешки заложены в самой обрядности чина.

Сговор окончательный, ударили родители по рукам, невесту в «большом наряде» впервые всенародно показывали жениху.

Перед выходом выданьица умывалась из братины «с серебра», когда в воду с вином бросали серьги, кольца, деньги, щепоть соли и кусочек хлеба: «Доброму человеку хлеба в рот, а злому-лихому соли в глаза»! Стояла невеста на скатерти, и вместо полотенца ей подавали утираться другую скатерть. Остатки воды разбрызгивались на девушек: счастливее замуж выйдете.

В большой наряд невесты, скажем, в Тарноге входили исподние рубахи (верхняя непременно изузорена древней орнаментальной вышивкой), гарусный или атласный сарафан, передник с кружевными прошвами, «рукава» — нечто вроде кофточки, длинный, разноцветных шерстяных нитей пояс. Голову венчал парчовый «головодец», поверх набрасывалась шелковая шаль, свисающая кистями до половины лица и ниспадающая по спине. Из украшений обязательны серебро, янтарь — бусы, броши, цепочки. Шею прикрывал шитый золотыми нитями «наборочник».

Разноцветье атласа, гарусников, белизна нарукавий, живые переливы серебра, благородная тяжесть темных,

таинственно мерцающих янтарей — есть чем восхититься! Какая важность, если кое-что из «скруты» — наряда по деревням собирали?

После выхода «перед столы» с угощением свадебных чинов, даров им со стороны невесты — черед девичнику, веселью заполночь.

Набивалось в избу парней, девок, толпились любопытные — в сенях, на крыльце и то народ.

Сейчас у невесты проводы девичества, а однажды утром, в венчальный день будет с отеческим домом слезное расставание.

Охти мне, позабылася, Со окошечком не простилася! — Ты прощай-ка, окошечко, По названью колодное. Я под этим окошечком Чай пила да обедала. Охти мне, позабылася, Со окошечком не простилася! — Ты прощай-ка, окошечко, По названию кутнее. Я под этим окошечком Шила браны платочики И плела поясочики. — Ты прощай-ка, окошечко, По названию суточно, Я под этим окошечком В лапотки обувалася, На работу сряжалася.

Хранить в памяти сотни стихов и не выбиться из роли, не сделать шага, противоречащего обычаям, порядку, — ну-ка, легко ли на глазах у придирчивых зрителей одолеть многодневный спектакль? Просто ли было выйти замуж девушке лет семнадцати?

Не игралось свадеб, повторявших одна другую, пусть строй, костяк оставался целостным, неизменным. Ничего напрокат — обряд разнообразили сваты и краснобай-дружка, невеста и ее «праворучницы»-подруги.

Лукаво блеснет из-под фаты глазок, выпевает, убивается страдалица:

Схоже красно солнышко, Любезный мой тятенька, Брал ты за себя родну мамушку, А меня выдаешь за чуж-чуженина, За леса дремучие, За болота зыбучие? Там медведица — зла свекровушка, Там медведь — свекор-батюшка.

Сватья охнет:

— Клавдия, сызмала я тебя грубее доченьки не называла…

— Чш-ш, — толк ее локтем муж. — Клавдию не знаешь? Ишь, разыгралась, с ней не соскучишься!

В нашем захолустье долго-долго оберегались заветы старины. Свадьбы играли с песнями, причетами, шумно и людно.

Обряд упрощался, укорачивался и разом изник.

Колокольчики забрякали, Затопал вороной: Собирай, милашка, вещи, Я приехал за тобой.

По Покрову октябрь в целом считался месяцем-свадебником. Везде, пожалуй, кроме Поморья.

Лов семги на нерестовых реках, ход сороцкой сельди… Успей до больших снегов напромышлять боровой дичи! В Холмогорах собирают гурты породистого и выгульного скота к «покровскому походу»… Повсеместно режут овец, телят, свиней в засол себе и на продажу…