Деревня дураков (сборник)
Шрифт:
Когда переговоры перевалили за второй час и сгоравшая от любопытства секретарша унесла поднос с нетронутым остывшим чаем, Ольга Владиленовна, хмурясь, начала сдаваться. Отец Константин, исчерпавший к тому времени все аргументы, с ужасом почувствовал, что его может не хватить на самое последнее крошечное усилие.
Но в эту минуту сама директриса пришла на помощь.
– А правду говорят, – спросила она, таинственно понизив голос, – будто скоро конец света?
Не в силах сопротивляться, отец Константин побежденно
– Ладно, пусть поживет, – суеверно согласилась Ольга. – Чего уж. Пока будет в бегах числиться. А там, если что, на восстановление подадим. Раз такое дело.
Поздно вечером, возвращаясь в Митино, отец Константин с удивлением заметил, что в школе светится окно. В учительской сидела маленькая Евдокия. Увидев отца Константина, она поспешно приложила носовой платок к лиловому синяку под глазом.
– Упала, – неумело соврала Дуня, отводя взгляд. – Приморозило, скользко так. А я вот заработалась. Дел невпроворот. Спасибо вам за всё. Спокойной ночи!
У закрытого магазина гудели вернувшиеся со свадьбы мужики. Палыч, муж маленькой Евдокии, месил кулаком воздух, агитируя пойти к самогонщице Альке. Вовка, собиравшийся с завтрашнего дня все-таки приступить к работе, невнятно отнекивался. Угрюмый Пахомов молчал, созерцая свою неподвижную мысль.
– Кузьма Палыч! – окликнул отец Константин.
Кулак замер и медленно опустился. Палыч, сбитый с боевого ритма, незаметно соскользнул в слезливо-добродушную стадию.
– Батюшка! – умилился он. – Ты смотри! Тоже ночью бродит, как простой смертный!
– Кузьма Палыч, ты, значит, жену бьешь?
– Бью! – с неподдельной горечью воскликнул Палыч. – Бью, отец! Да разве до нее достучишься!
Неделя прошла сравнительно мирно, не считая ежедневных скандалов со стороны уязвленной Клавдии Ивановны. Пенсионер Гаврилов под шумок сочинил и отправил в епархию первое анонимное письмо, стилем которого остался очень доволен.
В доносе в скупых чертах обрисовывалась история Любки и Кости, и предельно корректно, хоть и язвительно, указывалось на несовместимость покровительства блуднице и беглому разбойникус саном отца Константина.
Февраль подходил к концу, и в воздухе всерьез запахло весной. Однажды утром отец Константин выглянул в окно и увидел первых грачей. Они важно прохаживались по оттаявшему пятачку перед калиткой и неохотно взлетели, когда во двор ворвалась растрепанная Любка.
– Нет сил! – выкрикнула она с порога. – Спасайся, кто может!
– Ну?
– Только не говори, что терпеть надо! Сколько могла, терпела. Всё – вилы!
– С Костей не ладится?
– Да при чем тут он. Со мной беда. Выпить надо. А то кончусь. Без шуток.
– Люба…
– Тамбовский волк тебе Люба! Сейчас начнешь
– Но ведь и ты – его последняя надежда.
– Знаю, – немного тише ответила Любка. – А что делать? Все равно пойду.
– Куда?
– Да хоть на лесопилку. Таджики добрые. И спиртом угощают.
– Так тебе мужики нужны или выпить?
– Сдались вы мне! – фыркнула Любка. – Были бы деньги, я бы культурно, как белый человек, подлечилась, не выходя из дома. Мне ж не для веселья. У меня нутро бунтует. Против головы. Все понимаю – а скрутило.
– Неужели ты сможешь вот так – одна? Без компании?
– Ясен пень. Я же алкоголик!
– Ладно, Люб. Я сам тебе куплю, если так. И Костю заберу на время. А ты, когда поправишься, заходи за ним.
– Ты? Мне? – недоверчиво заулыбалась Любка. – Ну, даешь, святейший! Даже я не ожидала!
– Только при условии, что ты правда никуда выходить не будешь.
– Ни-ни! Можешь меня на ключ запереть, когда не веришь!
Так началась эта странная, хрупкая жизнь, похожая на карточный домик. Неделю Любка с сыном жили почти как нормальная семья. Разгребали завалы в доме, пытались наладить хоть какой-то быт.
Потом Любка, как ошпаренная, бежала к отцу Константину, тот молча шел в магазин, и на несколько суток она запиралась одна в своей халупе. А Костя, который больше ничего не крушил, поселялся в сарае при церкви.
Спустя некоторое время Любкин кризис заканчивался, и она, виновато икая, забирала сына к себе.
По просьбе отца Константина, Костя даже попробовал походить в школу. Правда, быстро бросил, заявив, что никого из этих клуш не уважает.
Понемногу призрачному семейству стал помогать кое-кто из соседей. Продавщица Нинка согласилась отдавать Любке списанный в некондициютовар – ломаные макароны, каменное печенье и подмоченный чай. Счастливая Серафима связала Косте шарф, носки и принялась за шапку. Некрасивый десятиклассник Саня помог застеклить окна и принес почитать роман под названием «Бедные люди».
– Мура какая-то, – заключил Костя, полистав растрепанную книжку. – Мужик с телкой живут в соседних домах. И всю дорогу письма друг другу пишут. Будто лень дойти.
– Про любовь, значит? – оживилась Любка.
– Да не. Сплошная мозгомойня.
Глава седьмая
Про любовь
В один прекрасный день перешедшая в выпускной класс Анжелика Попова, прореживая школьную морковь, неудачно обернулась на соседнюю грядку – и третий раз за год влюбилась в своего одноклассника Пашу Матвеева.