Деревня
Шрифт:
Ждет, когда он оторвет свой зад от стула, заломит ей руки за спину, слегка придушит и прошепчет на ухо, что теперь она его сучка, и ее ожидает хорошая порка.
Краснов потряс головой, прогоняя наваждение. С тем же успехом могло произойти все с точностью наоборот. И тогда он будет выглядеть последним мудаком, а дорога в этот дом станет заказана.
"Нужно покурить, и все обдумать",- промелькнула дельная мысль, и парень ухватился за нее, как за спасительную соломинку.- "Главное, не наделать глупостей. Сначала нужно убедиться
"Положи руку ей на грудь и все встанет ясно",- противный голосок пробился из глубины сознания.
О, этот голос Дима знал прекрасно. Именно он каждый раз убеждал садиться за руль в нетрезвом состоянии: "ну здесь же недалеко... ты же не оставишь машину в этом районе на всю ночь"?
А сколько раз он уговаривал забить на учебу - не счесть. Вот и думай теперь, как поступить.
– Я выйду покурить?- В итоге Краснов принял самое простое решение, желая разрядить обстановку, а заодно и проветриться. После обеда температура заметно спала, усилился ветер, а на горизонте показались первые тучи - темные, грозовые.
– А мне можно?- Спросила Анфиса, заставив Диму в очередной раз впасть в ступор.
– А ты разве куришь?
– Нет, но давно уже хочу попробовать.
– Лучше не стоит,- с улыбкой на устах Краснов приблизился к девушке и погладил ее по плечу, желая показаться заботливым. И в этот момент в мозгу прозвучал оглушительный выстрел, стерев из сознания всю нравственность и рациональность. Невидимая искра пробежала по телу Анфисы, наэлектризовав каждый волосок ее тела, а после перепрыгнула на Краснова, мгновенно выбив его из привычной колеи.
Перед глазами заплясали темные круги - он более не принадлежал себе; весь мир, сжатый до размеров кухни, с этого момента не значил ровным счетом ничего. Словно пребывая в наркотическом опьянении, Дима издалека наблюдал, как его руки задирают подол платья, являя взору роскошь и великолепие женского тела - сочного, желанного - близкого, но, в то же время, кажущегося далеким. Его рука скользнула по взмокшей девичьей промежности, устремилась выше, по животу, подхватывая невесомую ткань платья.
Бешено стучащие молоточки в голове достигли своего апогея, когда жаркие губы Анфисы нашли его шею, покрывая страстными поцелуями. Распущенные волосы приятно щекотали плечи и грудь, а горячее женское дыхание все сильнее раскочегаривало животную похоть, далекую от любви, но близкую к безумию. Дима скорее ощутил, чем увидел, как по его груди скатилась тоненькая струйка крови, как сверкнули обагренные зубы Анфисы в неверном свете затуманенного разума.
Последовал второй укус, точечный, резкий, словно в тело воткнули иголку и сразу же вынули. Боль граничила с удовольствием, безумие рождало страсть...
Растирая кровь по телу Краснова, Анфиса шипела и извивалась. Перепачканное алыми разводами лицо расплывалось в улыбке. Девушка закатывала глаза, она стонала, до боли в пояснице обхватив партнера ногами, пока он нес ее к столу, полностью выключившись из мира.
15
Дима
Он не помнил подробностей, не знал, каким образом и во сколько вернулся, как лег спать. В сознании мелькали разрозненные картинки, состоящие из перепачканного кровью лица и дьявольски черных глаз партнерши, а в ушах отдавались эхом ее стоны и монотонный гул, подобный которому возникает при повышенном давлении. Мир вокруг плясал, искажая действительность, стороны света беспрестанно менялись местами, пол и потолок растягивались и сужались, приближались и удалялись, и в какой-то момент Дима не понимал, где он находится - на полу или на потолке. Боль и наслаждение смешались, образовав немыслимый коктейль, в коем вспыхивали искры желания и похоти. Истинное сумасшествие. Доведенный до неистовства, Дима рычал и выл, сливаясь с Анфисой в безудержном экстазе.
Он практически уверовал, что оказался под действием какого-то наркотика, только не понимал, когда и как принял его. И намеревался выяснить это, поговорив с Анфисой перед уходом из деревни.
– Прочтешь или нет?- Послышался заспанный голос Савицкой.
Сообщение...
Дима разблокировал планшет и уставился в экран. Погружаясь в текст, он холодел с каждым прочитанным предложением, а, дойдя до конца, не поверил своим глазам, и перечитал еще раз с самого начала. Каждое слово по-прежнему оставалось на своем месте.
Заметив, как Краснов переменился в лице, Катя приподнялась на локте и тихо спросила:
– Что там?
Дима ответил не сразу. Какое-то время он сидел неподвижно, гипнотизируя экран. Затем прошелся по тексту в третий раз и, повернувшись к подруге, сообщил:
– Это Штелль.
– Я поняла, что это Штелль,- сорвалась Савицкая. Ее начинал раздражать этот тюфяк. Некогда веселый и уверенный в себе молодой человек на глазах превращался в тряпку, и на это было больно смотреть. А ведь раньше он ей нравился. Но сейчас...
Сейчас Краснов напоминал ей отца, подкаблучника с тридцатилетним стажем, бесхребетное существо (как выражалась мать после очередного скандала), не имеющее своего слова и мнения, никчемность, живущую под суровым гнетом матриархата, давно позабыв, каково это - ударить кулаком по столу, и тем самым решить вопрос в свою пользу.
Катя всегда жалела отца, но в это самое мгновение она вдруг осознала, что то была не жалость, а ненависть. Надежно замаскированная ненависть. И ей стало страшно. Еще до того, как Дима заговорил. Она испугалась себя; своей истинной натуры, доставшейся от матери. Испугалась этого места... и сообщения, полученного вопреки отсутствию сигнала.