Деревня
Шрифт:
– Ну, ок,- согласился парень.- Я тогда пошел?
– Иди. Ночевать только приди.
– Приду, конечно,- Дима скинул толстовку и, насвистывая себе под нос, удалился.
Не прошло и пяти минут, как повидать Игоря зашел Лев Борисович. Старик выглядел бодро, и, похоже, принял уже дневную норму, что отчетливо различалось по его осоловелым глазам и по стойкому запаху свежака.
Он улыбался, и улыбка расчерчивала всё новые борозды на его лице.
– Как ты, Игорек?- Поинтересовался Шулепов, присаживаясь на табурет.
– Что-то неважно,- покачал головой Баранов.- Сильная настойка у вас получилась. Слона с ног
– Это ты с непривычки,- махнул он рукой, словно ожидал подобного эффекта.- Да и перебрал к тому же.
– Может быть.
– Так и есть, вот те крест,- Лев Борисович перекрестился и, понизив голос, произнес.- Опохмелиться тебе надо.
Представив горький и противный вкус настойки, Игорь едва не блеванул. Рот заполнился кислой слюной, защипало глаза, но Баранов пересилил себя, постепенно успокоив желудок. В итоге пришло понимание, что несколько стопок на самом деле поправили бы его положение куда лучше, чем зверобой и шиповник. Протерев тыльной стороной ладони растрескавшиеся губы, осторожно спросил:
– А у вас есть?
– Есть,- подмигнул Шулепов,- но, не с собой. Спиридонна увидит, заклюет. Я ж говорю, знал, что с тобой будет. Пошли со мной, нальем. Мы там, у Багаулова на завалинке сидим. Я вот, собственно, за тобой и пришел.
– Мне бы Катю дождаться,- попросил Игорь.- Сказать, куда ушел.
– Да, что тут говорить,- удивился Лев Борисович.- Через три дома будем. Да, и сама, чай, догадается. Девка умная. Пошли скорее, а то Спиридонна еще ненароком заявится. А ты тут помрешь, пока она додумается налить.
– Идемте,- Игорь громко вздохнул и поднялся на ноги.
12
С горем пополам передвигая ногами, Баранов плелся вслед за Шулеповым. Он не желал разговаривать, и лишь изредка кивал и неопределенно мычал, когда того требовала ситуация. Лев Борисович, как у него водится, ни на минуту не прекращал разглагольствований, рассуждая о ценности деревень, наряду с большими городами. Указывал на ветхие дома и калитки, на поросшие огороды и перекошенные сараи, жаловался на низину, на которой располагались его владения.
– Но у Федорыча еще хуже. Сейчас увидишь. У него кроме камыша ничего не растет. Вот так и живем.
Миновав длинный огороженный штакетником участок, они добрались до дома Шулепова и, пройдя мимо него, устремились к соседнему. Сорняки здесь вымахали выше человеческого роста: наваливались на заборы и вальяжно раскачивались на ветру.
– А вон там Анфиска с матерью живут,- он указал на дом с противоположной стороны.- За коей твой молодчик ухлестывает. Изба у них добротная и погреб сухой. И две коровы в хлеву. Представляешь, Игорек? Две!
– Да,- соглашался Игорь, особо не вникая в суть беседы.
– Только жадная Нинка до жути. Все, видать, богатеи таковы. Ничего тут не попишешь. Мы - простой люд - для них никто. Полумертвый придешь, в жизни не опохмелит. Вот такая зараза. Ты за своим-то поглядывай пареньком, а то, чего доброго, огреет его Нинка ушатом по башке, ежели со своей Анфиской застукает.
Дорога показалась Игорю мучительной и бесконечной. Даже когда Лев Борисович возвестил, что изба Федоровича перед ними, чувства радости это не вызвало. Мучительная жажда проснулась сызнова,
Прислушавшись, Баранов различил ожесточенный спор, доносящийся со двора, сокрытого от посторонних углом дома и полуразвалившимися воротами.
– Уже беснуются, окаянные,- усмехнулся Шулепов.- Игорек, ну чего встал-то, проходи, давай. Выпьют все без нас, чем потом приводить себя в порядок будешь?
Игорь согласился с данным утверждением и двинулся вслед за своим новым товарищем, которого хлебом не корми, дай вволю залить глотку, да похвастаться своим огородом на фоне соседского. Фрагменты воспоминаний всплыли в разгоряченном мозгу Игоря, пока он шел за Львом Борисовичем к калитке. Вчерашние беседы, в основном, состояли из этих же самых тем; одно и то же старики перемалывали снова и снова, останавливаясь лишь на тосты да на песнопения.
– Игорь Степанович,- окрик, словно из далекого прошлого, ворвался в уши лектора, заставив вспомнить, кто он и где находится. Обернувшись, Игорь увидел, махавшего ему рукой, Диму из ограды, на которую указывал Шулепов. Из ограды Анфисы.
Баранов помахал в ответ, еще раз окинул взглядом спутницу своего студента и продолжил идти вслед за Львом Борисовичем. А когда за ними захлопнулась калитка, все мысли, мешавшие до этого момента расслабиться, улетучились; исчезла головная боль и тошнота, ноги обрели точку опоры, руки затвердели в приливе сил, теперь ими можно было колоть самые твердые орехи.
Двое стариков сидели друг напротив друга, сверкая беззубыми ртами, и, усердно жестикулируя, пытались доказать каждый свою правоту. Суть спора Игорь не улавливал, да и не помышлял об этом, довольствуясь нахлынувшими ощущениями спокойствия и безмятежности.
Солнце миновало зенит, но палило с невероятной мощью. И пусть это могло показаться нелепым, а в иной ситуации и странным,- удушающего пекла не ощущалось. Наоборот, в воздухе разливалась прохлада, точно спасительный бриз с моря (хотя быть того не могло посреди леса) накатывал с периодической постоянностью и окроплял лицо моросью, отчего Игорь блаженно улыбался. Температура выровнялась, достигнув точки абсолютного идеала, и застыла в неподвижности.
Что это? Неужто, в его кружке сидит лягушка? Нет, конечно - пей - это малосольный огурец.
"Зачем его положили в выпивку"?
– Чтобы пропитался,- фыркнул Федорович.- И пьешь настойку, и закусываешь настойкой.
Старики рассмеялись во все горло, хватаясь за животы.
"Неужели я сказал это вслух"?- Не понимал Игорь, совершенно запутавшись в происходящем.
"Огурец не может квакать".
"Или может"?
"Да какая разница. Наверное, с огорода слышится",- громко выдохнув из легких воздух, Игорь замахнул содержимое кружки. Огурец скатился по стенке прямо ему в рот. Подхватив зубами, Баранов принялся его пережевывать. Такой сочный и хрустящий. От удовольствия он закатил глаза, ощущая себя на вершине блаженства. Шулепов присоединился к спору, и теперь три глотки, последующая громче предыдущей, наполняли пространство двора руганью и смехом, но Игорю уже не было до них никакого дела. Он находился на своей луне, далекой и прекрасной, с которой все прочее казалось незначительной мелочью в круговороте жизни, а некогда переполненная чаша проблем и переживаний оказалась высушена до дна...