Деревья-музыканты
Шрифт:
По выходе из поселка ряды верующих смешались, так как в середину шествия попало несколько камней.
— Спокойствие, бог победит! — визгливым голосом крикнула Ноэми Дюплан.
Впрочем, ничего серьезного не случилось — по-видимому, это было выступление одиночек. Шествие двинулось по дороге, которую в этом году рано украсила цветами расшалившаяся весна. Верующие шли под сплетением ветвей и буйных побегов, вызванных к жизни брожением щедрых соков земли; птицы, напуганные псалмами, гимнами и молитвами, разлетались во все стороны и кружили по небу, чтобы унестись прочь от процессии, направлявшейся к поселку Бонне.
Вести распространялись с быстротой молнии. Отец Диожен Осмен расправился с хунфорами Бонне, Жоли и Божэ. Хунган
Едва только Карл узнал о случившемся, он поспешил в Гантье. Диожен велел сложить во дворе церковного дома все захваченные им обрядовые предметы. День уже был на исходе, шел седьмой час. Если немедленно уничтожить этот языческий хлам, толку будет мало — никто ничего не заметит. Лучше всего подождать до завтра — это праздник. Надо будет созвать жителей поселка и устроить превосходный костер, на котором сгорят все трофеи, взятые в хунфорах. Какое сильное впечатление произведет это на собравшихся! Итак, придя к брату, Карл увидел сваленные в кучу предметы водуистского культа, которые охраняли Бардиналь и трое жандармов. Бардиналь сердечно поздоровался с Карлом.
— Это и есть ваша добыча?
— Да, мэтр Осмен...
Карл жадно смотрел на сокровища трех хунфоров и, наклонившись, подобрал статуэтку. Она вырезана из темно-синего, почти черного мелкозернистого камня и кажется полированной от долгого употребления. По своим формам статуэтка напоминает женщину, лицом служит скошенная грань камня, над ним выступает валик, как бы рубчатый фриз, окружающий череп типичного брахицефала. Голова на толстой шее резко повернута, руки намечены двумя буграми, на выпуклом торсе выделяются круглые груди, талия узкая, длинная, вся фигура изогнута, словно женщина застыла в удивленной позе. Высеченные из цельного камня бедра угадываются лишь по плавным линиям.
Ноги отсутствуют, так как статуэтка заканчивается неправильным полушарием.
Карл гладил это совершенное творение древнего искусства. Он любил осязать созданные художником формы. Они оживали, полные неги, в его руках, и тогда мысль устремлялась вдаль, возрождая действительность, которую удалось запечатлеть мастеру: красоту живого тела, любовь, радость, страх, отчаяние — все то, что с незапамятных времен составляет удел человечества. Вот и теперь Карл унесся мечтою в далекое прошлое, когда еще не было ни работорговцев, ни конкистадоров; он наслаждался золотым веком, в котором гаитянские шемессы жили первобытной общиной. Травянистая, поросшая кустарником, пересеченная оврагами долина, нагое теплое тело, женщина оборачивается, испуганная каким-то необычным звуком... Силу и прелесть, тайну и чудо, мечту и грубость жизни среди сверкающей красками природы — вот что хотел принести в дар своим богам художник, считавший их вершителями человеческих судеб. Познания карибского бутио [73] обогатили самбо, наследника вечной Африки. Статуэтка переходила из рук в руки, время текло, менялись боги, приобретая иной характер и атрибуты. Жизнь людей так безрадостна, так трудна, так неумолима! Боги обоих слившихся народов потерпели эволюцию вместе с жизнью, которую они отображали, и вот сегодня статуэтка очутилась здесь, в церковном дворе, где ее должны уничтожить.
73
Бутио — жрец у индейцев-шемессов (прим. автора).
Карл тихонько положил статуэтку на землю и поднял большой прямоугольный камень с тяжелой железной цепью. На камне сохранился рисунок, выполненный, как это было принято у шемессов, в линейной симметричной манере. То была голова животного, напоминающая по форме сердце: в два удлиненные, сходящиеся книзу овала было вставлено по оливке, изображающей глаза. Узкая петля, соединившая оба овала,
Карл опять стал перебирать антропоморфные сосуды, изваянные звериные морды и разные камни, наваленные во дворе, у его ног. Он поднял еще один обрядовый камень. На нем выделялись очертания любопытного чудища, по-прежнему воспроизведенного линейной резьбой. Голову украшали короткие рога. Глаза пристально смотрели из-под выпуклых лобных костей; от ноздрей спускался вниз треугольник, в середине которого был изображен дугообразный жадный рот. Намеченное несколькими штрихами тело заканчивалось парой коротких кривых лап. От всего изображения веяло дикой силой: оно казалось символом суровой жизни, подчиненной неодолимым таинственным страхам в чаще стародавних лесов, где водились животные-растения и боги-звери.
Он поднял наконец камень безупречной овальной формы. Бог мой, какой же он легкий! Полно! К чему сердиться? Диожен все равно выполнит полученный приказ, выполнит тщательно, ревностно, не рассуждая. Его отторгли от родного народа, и теперь он признает только ценности одряхлевшего империалистического мира! Какое ему дело до уничтожения этого древнего наследия предков? Карл резким, гневным движением бросил камень на землю. И в удивлении застыл на месте.
От удара камень раскололся надвое, и на обеих его половинках засиял чудесный цветной рисунок. Карл поднял оба куска. На них был изображен нежно окрашенный пейзаж: морской залив, горячий песок, зеленая листва под голубым прозрачным небом, вдали море, пирога на берегу, огромная птица и человек, выходящий из воды! При помощи каких таинственных приемов этот рисунок оказался внутри камня? Карл поскоблил ногтем окрашенную поверхность — пейзаж словно сросся с ней... Карл недоумевал, но тут, подняв голову, он увидел преподобного Диожена Осмена. Братья горячо заспорили; по словам Диожена, он получил строгий приказ: все обрядовые предметы водуизма должны быть уничтожены. И это правильно! На этих вещах, будь они красивы или безобразны, лежит печать дьявола. Надо вырвать из памяти людей всякое напоминание о верованиях, которые являются прямым вызовом господу богу!
Данже Доссу узнал о подробностях крестового похода от Мирасии, кухарки, которую ему удалось пристроить к лейтенанту Эдгару Осмену. Прекрасно! Вскоре у него уже не останется соперников: все они исчезнут, а он, ганган-макут, будет по-прежнему неуловим, ибо все колдовские чары, все яды и тайны путешествуют вместе с ним в его заплечном мешке.
— Итак, именно к нему обратятся доведенные до крайности крестьяне, и он будет распоряжаться их жизнью и имуществом. Данже дошел до места, называемого Двором Ортоланов; неподалеку оттуда жил окружной начальник Жозеф Буден. Много раз Жозеф прибегал к помощи колдуна. Служебные обязанности отнимали у него слишком много времени, и он не справился бы один с полевыми работами и охраной урожая. Несколько месяцев назад, когда грабители свирепствовали в округе, Данже спас честь своего приятеля, снабдив его чудодейственным пугалом. При входе на каждое поле Будена он врыл столб, на верхушке которого красовались маленький гроб, ослиная челюсть, шарики индиго, кусок черного крепа, прядь волос и бутылка ядовитой жидкости. Люди похожи на воробьев, и необычайное пугало может обратить в бегство самых закоренелых преступников. Ни один колос не пропал с полей Будена, и при виде столь наглядного результата многие крестьяне обратились к Данже Доссу. Буа-д’Орму с трудом удалось отвратить легковерных от колдуна, пригрозив им наказанием со стороны богов, озабоченных душевной чистотой своих чад. Кроме того, Аристиль ввел систему совместных ночных дозоров и восстановил порядок. Когда Жозеф Буден был вызван к лейтенанту, Данже выкупал своего приятеля в ванне с наговорными листьями. Лейтенант бранился, неистовствовал, но дуралей Жозеф все же остался окружным начальником. Таким образом, могущественные свойства волшебной ванны были лишний раз подтверждены.
Жозеф Буден назначил свидание Данже Доссу, но тот не меньше Будена желал этой встречи. Колдун вынашивал важный план — великую идею будущего своего царствования: он хотел воскресить в области старинное сатанинское общество «уэнгбендингов». Став во главе этой тайной организации, он наводил бы страх на всех окрестных жителей. Итак, ему надо собрать своих приверженцев, всех людей с загребущими руками — крупных хозяев, охотников до чужих земель, завистников, неудачников, словом, всякий сброд. Доссу вступил на дурную дорожку. Он был некогда членом секты Ремамбрансы (еще ребенком его подобрал и воспитал Буа-д’Орм), но не удовольствовался своим положением. Он попытался соперничать с главным жрецом, поссорился с ним и, в конце концов, стал колдуном. Оказавшись во власти мании величия, он опускался все ниже и ниже и уже не мог остановиться.