Деревья-музыканты
Шрифт:
Данже Доссу разжал кулак. На ладони блеснули две крупные золотые монеты, настоящие испанские дублоны, стоимостью по четыре пиастра. Эдгар схватил его за руку. Взгляд лейтенанта перебегал от золотых монет к лицу Данже Доссу — вид у колдуна был фальшивый.
— Где ты их нашел?..
— Вот что, хозяин, чищу я двор, выдергиваю сорную траву... Вырвал пучок, слышу нож ударил по железу... Странное дело, правда?.. Ударил нож по железу... А я знаю, что здесь стоял дом знатного господина из Сан-Доминго. Я разрыл землю в этом месте... Рою все глубже, глубже и вот нахожу два дублона...
— Ступай в дом… Потолкуем. Здесь нас могут услышать...
— Понятное дело, господин капитан!..
Данже Доссу последовал за лейтенантом Эдгаром Осменом в маленькую гостиную, выражение лица у колдуна было слащавое, приниженное. Однако глаза его радостно поблескивали.
— Так вот, господин капитан, был я во дворе, возле высокого дерева, и вырывал сорные травы...
Продувная бестия толстяк Жозеф Буден, окружной начальник в чине сержанта, возвращался из города, куда он ездил, чтобы снискать расположение властей. Конечно, недавние бесчинства грабителей сильно повредили ему, но в такую минуту нечего было и думать о его замене. Властям требовались верные, преданные люди, и Жозеф Буден ловко сыграл на этом. Вручив областному начальнику небольшой «подарок» — причитающуюся ему долю незаконных поборов, Жозеф Буден весьма кстати упомянул о своих заслугах. Он получил головомойку за то, что не сумел арестовать ни одного вора, но должность все-таки осталась за ним.
Еще задолго до поездки Жозефа Будена в город добровольные соглядатаи, имевшиеся у жреца среди жандармов, предупредили об этом Буа-д’Орма. Несколько крестьян тотчас же двинулись в путь вслед за окружным начальником с поручением не упускать его из вида. Побывав утром у мэра, Жозеф Буден отправился в первом часу к лейтенанту. Затем он поехал в Гантье. И там — о удивление! — Жозеф Буден остановился у дома священника, вызвал отца Диожена Осмена и пошел вместе с ним в церковь, чтобы отречься от богов-лоасов! Аристиль Дессен, подкравшись к церкви, явственно слышал, как Жозеф давал клятву громким, звучным голосом! И не успел сержант Буден вернуться домой, весть об этом отречении уже долетела до хунфора.
На обратном пути Жозеф Буден удивлялся, почему так много народу толпится у дороги. Из всех хижин выходили крестьяне поглядеть на вероотступника, возвращавшегося к своим единоверцам после совершенного им черного дела. «Хочу видеть, какие глаза у этого мерзавца!» — говорили кумушки.
Аристиль ходил из дома в дом и с глубоким возмущением сообщал эту новость. С незапамятных времен семья Жозефа Будена принадлежала к секте Ремамбрансы. Конечно, после того как Жозеф Буден стал окружным начальником, он отдалился от своих собратьев и более или менее открыто стакнулся с Данже Доссу. Но он неизменно появлялся в храме в дни больших праздников. На его счет ходили, правда, самые нелестные слухи — говорили, например, что он оборотень, что он использует зомби [71] для обработки своей земли, говорили и многое другое, но доказать всего этого было нельзя, и потому Жозефа Будена не изгнали из общины. Итак, помахивая хлыстом, окружной начальник возвращался на своем низкорослом жеребце. Он ехал мелкой рысцой, отпустив стремена. Но когда он приветствовал кого-нибудь из встречных, тот отворачивался и молча плевал на землю. Что за притча? Погодите, вы у меня подавитесь своей злостью! Эти невежи увидят, что значит пренебрегать начальством! Пусть они пеняют на себя. Он всех их прекрасно знает, знает также, кто злословит о властях, кто чинит беспорядки, все смутьяны у него на счету! Если он и совершил отступничество, это уж дело его совести! В аду нет окошек — не придется насмешникам заглядывать в них да подтрунивать над грешниками. Кроме того, клятва ровно ничего не значит, если ты, давая ее, крепко уперся в землю большим пальцем правой ноги! Ровно ничего! Отказаться от нее не грех! Неужели из-за каких-то болванов-крестьян, которые терпеть его не могут, он должен лишиться расположения лейтенанта? А ведь лейтенант — брат священника... Неужто ради удовольствия этих олухов он, Жозеф Буден, откажется от должности начальника! Как бы не так! Держи карман шире! Если Эдовия, его безмозглая жена, вздумает драть глотку, он ее утихомирит плеткой из бычьих жил! А старая развалина Селия, его мать, пусть сидит себе в уголке да помалкивает!
71
Зомби — согласно поверьям, мнимоумерший, которого вырыли из могилы и обрекли на принудительный труд (прим. автора).
Он собирался проехать
— Поосторожнее, Аристиль, вы имеете дело с Жозефом Буденом!
Аристиль, ехавший без седла, резко дернул за недоуздок и, прижав пятки к бокам своей кобылы, повернул ее, то же сделали и его спутники.
— Ты это со мной разговариваешь, нечестивец? Человека надо уважать, спору нет, но отныне ни один здешний житель, даже самый захудалый, не станет считать тебя христианином, мерзавец, подлец!
Глаза Жозефа Будена налились кровью. Он стегнул своего коня и, проехав по мосту, поравнялся с Аристилем.
— Сегодня я ничего тебе не скажу, Аристиль, — проговорил он, — но обещаю, — да покарает меня богородица, если я вру, — что ты поплатишься за свои слова, и все твои потомки до седьмого колена будут раскаиваться в них. Я мог бы раздавить тебя, как паука, да ты и есть паук, но я ношу мундир и мне придется отвечать за твою смерть. Зато в скором времени ты обнищаешь и до скончания века будешь скитаться в лохмотьях и спать под забором, как пьяница в последний день карнавала. Это говорю тебе я, Жозеф Буден, гвинейский негр!..
— Слушай меня хорошенько, Жозеф! — ответил Аристиль. — Я никогда не делаю людям зла, но горе тому, кто осмелится меня затронуть: лучше бы ему затронуть самого господа бога! Проклятье упадет на твою голову, предатель, оборотень!..
Жозеф Буден не выдержал и стегнул Аристиля по лицу хлыстом. Оскорбленный взревел от боли, соскочил с лошади, вытащил мачете и бросился на Жозефа Будена. Глубокий кровоточащий след протянулся по всему лицу Аристиля. Буден едва успел спрыгнуть и укрыться за своим жеребцом, как удар страшной силы пришелся по его седлу. «Ах, черт! Жаль, что не взял с собой револьвера!» Он схватил мачете, и враги скрестили оружие. Искры сыпались дождем. Противники дрались яростно, глаза у них зловеще блестели, лица подергивались. Было ясно, что схватка идет не на жизнь, а на смерть. Олисма Алисме закричал, чтобы поднять тревогу. Испуганный Мондестен Плювиоз отвел лошадей подальше от места поединка. Он тоже принялся кричать. Сбежались люди. Враги бросались друг на друга как сумасшедшие, прыгали, отскакивали в сторону, избегая острия ножа, делали ложные выпады и кряхтели от натуги.
Мондестен сказал Олисме:
— Один только отец Буа-д’Орм может отвратить беду. Живо поезжай за ним!..
Кругом уже собралась толпа. Одни пытались образумить сражающихся, удержать их, зато другие из ненависти к окружному начальнику подзуживали Аристиля:
— А ну, Аристиль!.. Прикончи его!.. Убей мерзавца!..
По-видимому, Аристиль, жестоко страдая от боли и нанесенного ему оскорбления, и сам хотел прикончить Жозефа Будена. Аристиль был борец, каких мало, он без передышки нападал на противника, проявлял необычайную отвагу, ловкость и проворство. Жозеф Буден, хотя и менее искусный, все же отчаянно боролся за жизнь: он делал решительные выпады или, оставляя тело незащищенным, неожиданно наносил Аристилю сокрушительный удар слева. И каждый раз метил в шею.
Толпа росла на глазах. Женщины подняли крик, дети визжали, мужчины уговаривали Аристиля. Повязав бедра большим красным платком, прибежала Майотта, жена героя, как всегда молчаливая, замкнутая; руки у нее тряслись от волнения, и она нервно комкала широкую белую простыню, готовясь подобрать тело своего Аристиля, если удача изменит ему.
Аристиль явно начинал уставать. Он израсходовал слишком много сил в начале поединка. Он нападал уже не так часто, порой даже отступал, но напряженно ждал той минуты, когда внимание противника ослабеет. Впрочем, Жозеф Буден был испуган враждебностью толпы и искал случая закончить борьбу.
— Аристиль, змея под ногами! — вдруг крикнул он.
Аристиль невольно взглянул на землю. Однако ему хорошо был известен этот вероломный прием. Тут Жозеф Буден нанес врагу сокрушительный удар, к которому уже давно готовился.
— Предатель!.. Сволочь!.. — взревела толпа.
Но Аристиль и не такое видывал на своем веку! Почувствовав лезвие ножа возле шеи, он мгновенно поднял свое оружие вертикально, чтобы заслонить голову. Это была единственная защита, которая еще могла спасти того, кто попался в ловушку. Однако сила удара была такова, что он упал. Но тотчас же вскочил на ноги, по-прежнему держа наготове мачете.