Деревья-музыканты
Шрифт:
— Кого выслеживаешь? — спросил человек.
Гонаибо отчаянно отбивался.
— За кем шпионишь?.. Ну-ка, отвечай!..
Гонаибо, разозлившись, все сильнее дрыгал ногами, стараясь вырваться. Словно тисками незнакомец сжал его левую руку.
— А ты все-таки скажешь, зачем сюда пожаловал. .,
Глаза Гонаибо метали молнии. Человек расхохотался и усадил его подле себя.
— Кто ты?..
Молчание. Юноша совсем не походил на местных крестьян. У пришельца, должно быть, разгорелось любопытство.
— Ну, скажи, кто ты, и я отпущу тебя!..
Дрожа от гнева, Гонаибо придумывал, как бы убежать. Впервые он чувствовал, что кто-то сильнее его. Человек разжал руки и сделал вид, будто хочет освободить пленника. Мальчик только и
— А, вот ты как!.. Ну, погоди! Не воображай, что ты от меня удерешь!..
— Пусти, — прошептал Гонаибо.
Лицо незнакомца расплылось в улыбке.
— Вот так-то лучше, а то я уж думал, что у тебя язык кошка съела!.. Послушай, я лесоруб, работаю вон там, на горе, в Сосновом Бору… Я здешний, только долго не был на родине, теперь приехал повидать родных да прежних друзей!.. А сюда пришел по старой памяти: захотелось взглянуть на те места, где играл мальчишкой... Скоро саванну заберут белые люди, «мериканы», — надо, думаю, побывать здесь, не то этот край и не узнаешь... Я слышал о мальчике, который живет где-то неподалеку совсем один. Так это ты? Прошу прощения, рука у меня действительно тяжелая, но я не люблю, когда за мной подглядывают. Скажи, как тебя зовут? Знаешь, ты больно кусаешься, негодник!
Он отпустил Гонаибо. Тот отбежал на несколько шагов и остановился.
— Люблю это тихое озеро, люблю смотреть, как оно по-особенному рядится в разные часы дня, — продолжал пришелец. — Родных мест человек никогда не может забыть... Сейчас тебе этого не понять... Но позже ты вспомнишь о нашей встрече, обо всем вспомнишь... когда вернешься в эти края после долгой отлучки... Сейчас тут все такое же, каким и прежде было. Но что станется через несколько месяцев с этой степью, с озером, птицами, тростником — со всем, что я любил?..
Он махнул рукой и, грустно понурившись, снова сел. Затем подобрал несколько камешков и возобновил свою игру. Зеленовато-синяя вода трепетала под лаской легкого ветерка. Маленький кайман плыл в нескольких метрах от берега и казался таким спокойным, беззаботным, словно совершал утреннюю прогулку. Немного дальше голубой ибис, оснащенный парой белых крыльев с черной каймой, вдруг камнем упал с неба, затем, выровнявшись, описал над озером почти правильную гиперболу, держа в клюве пойманную рыбу. Крики целой эскадрильи каосов прорезали свежий утренний воздух. Водяные лилии развернули свои белые венчики, словно раскрыли, проснувшись, глаза, а стрекоза, уцепившись за былинку, раскачивалась, как на качелях, над голубыми лотосами, над желтыми, лиловыми и белыми кувшинками.
Гонаибо подошел к пришельцу.
— Скажи, ты не Кармело, сын Теажена Мелона?..
Человек вздрогнул.
— Как ты узнал меня? — спросил он, с любопытством вглядываясь в лицо мальчика.
Тот улыбнулся и сел в нескольких шагах от Кармело. У их ног, окаймляя заросли тростника, пестрели цветы розмарина, кавалерника, чернобыльника; нарциссы, аквилегии, мальвы, скабиозы.
— Ты говоришь, что белые заберут себе все? — спросил Гонаибо. — Ты уверен в этом?.. Что бы мы ни делали?..
Кармело кивнул головой и, подвинувшись к своему новому знакомому, обнял его за плечи, — мальчик нехотя подчинился.
— Вот видишь там, вдали, стоит высокий златоплодник? — спросил Кармело. — Ну так слушай.
Длинной вереницей тянулись посвященные и выходили из двора храма. Среди густой лесной поросли вилась узкая тропинка, окруженная байягондами. Толпа двигалась в полном молчании вслед за главным жрецом. Позади Буа-д’Орма несли на больших деревянных подносах различные яства, фрукты, напитки и цветы, предназначенные в дар лоасам. За поворотом тропинки возникла, словно сказочное видение, роща мапу — огромных могучих деревьев, горделивые вершины которых тянутся к небу.
Деревья тихо шелестели, маленькие зеленые ящерицы гонялись друг за другом по толстым стволам, и, когда поднимался ветер, причесывая растрепанную шевелюру лесных великанов, копьевидные листочки издавали слабый металлический звук. Казалось, идет тайный разговор между деревьями-жертвенниками и широким голубым небом. Буа-д’Орм вошел в «покой» Великой Аизан и стал громко молиться:
— Где вы, лоасы наших предков? Где вы?.. Я уже не слышу ваших голосов, лоасы!.. Я не слышу вас! У меня нет больше сил, лоасы, я изнемогаю! Вы слишком многого требуете от меня... Дайте мне умереть!.. Я хочу умереть, лоасы!.. Зачем вы заставляете меня жить?.. Придите к нам, лоасы, придите к нам!.. Спасите детей ваших!..
Глубокое отчаяние охватило жреца. Он рухнул на колени. Слезы ручьем текли из его глаз, он дрожал всем телом. Прижавшись лбом к земле, он плакал, как дитя. Долгие месяцы Буа-д’Орм жил в постоянном напряжении, держал себя в руках, чтобы появляться на людях с ясным лицом и сохранять свое непоколебимое спокойствие. Но, увы, силы человека не безграничны!.. Он не мог сдержать слез, ему необходимо было выплакаться и, облегчив душу, продолжить свое дело, дойти до конца пути. А кроме того, он не спал со страстной субботы, проводил время в посте и молитве. Он был истощен. Сейчас он долго стоял на коленях и, припав к земле, плакал, но постепенно рыдания утихли. Он забылся сном.
Задремав в такой странной позе, Буа-д’Орм увидал сон. Снилось ему, что он своей обычной спокойной походкой идет по дну глубокого моря. Его глазам открывается все разнообразие подводного растительного мира: вот стоят коралловые деревья, расстилается ковер лиловых водорослей, тихо колышутся желтые, черные, белые и розовые цветы. Стаи маленьких пестрых рыбок вьются вокруг плакучего деревца. Большущий краб вышел навстречу главному жрецу и, поклонившись, заторопился, чтобы не отстать от него. Пришли и другие животные: акула, медуза, спрут, скат, морская змея, морской угорь, морская черепаха и морская ласточка. Все они поклонились Буа-д’Орму и большой свитой двинулись вслед за ним. Всюду в подводных глубинах трепетала жизнь, такая же деятельная, такая же красочная, как на поверхности земли. Буа-д’Орм вдыхал опаловую воду, легко проникавшую в легкие, словно это был лесной воздух. Его окружали полурастения-полуживотные: морские звезды, заросли ракушек, изящные щупальца актиний, и он был счастлив торжественным приемом, оказанным ему дивными обитателями морской пучины. Неожиданно возникло отвратительное чудовище — не то спрут, не то рыба. Огромный пучок волос, торчавший у него на голове, зашевелился и взбаламутил море. Главный жрец и все морские животные, следовавшие за ним, были вовлечены в этот гигантский водоворот. Буа-д’Орм приблизился к чудовищу и засунул руки в его зияющие жабры. Острые плавники страшилища раздирали его тело, но он боролся, не щадя сил. Море походило теперь на лес красных и липких от крови волос. Буа-д’Орм изнемогал в этом поединке, голова у него кружилась, но он продолжал сражаться. Он уже был на краю гибели, готовился испустить дух, и вдруг увидел ослепительное шествие: приближалась Божественная Рыба, возлежавшая в золотом филигранном ковчеге, такой же тонкой работы, как и толедские чеканные изделия. Надо было выстоять до появления Агуэ Арройо, главного бога вод, который поразит страшного спрута. Но Буа-д’Орм уже истекал кровью. Он увидал, что Агуэ Арройо бросился вперед, затем все смешалось у него перед глазами.