Держава том 2
Шрифт:
22 января в половине девятого вечера, к ярко освещённому Зимнему дворцу подъезжали сани и кареты с приглашёнными на бал.
Как и положено, великие князья проходили через Салтыковские ворота, стольники, посольские и думные дьяки, чередой тянулись через Иорданский вход, а бояре, воеводы, сокольничие и стрельцы с жёнами и без оных, имели привилегию войти через Командирские ворота.
«Януарий… Мороз лютует», – вышел из кареты на полозьях воевода Рубанов, бережно придерживая позолоченную булаву, и погрозил оной жандарму, куда-то направляющему кучера
Жандарм, вытянувшись, козырнул воеводе, раскумекав, что был бы ловчий, али стрелец какой, тады можно ба и поцапаться… А с воеводо-ой.., шалишь брат… Не иначе – енерал маскируется…
Максим Акимович, подав руку боярыне, помог ей выбраться из кареты.
Голову Ирины Аркадьевны украшал кокошник, а не горностаевая шапка, потому она быстро прошла в подъезд.
Привычно поднимаясь по застеленной ковром мраморной лестнице, оглядела себя в огромное зеркало, поправив жемчужное ожерелье на шее.
Серьёзные церемониймейстеры двигались в толпе приглашённых, важно держа в руках чёрные жезлы, и помогая заблудившимся пройти в свои залы.
Романовы, по-традиции, собрались в Малахитовом зале и ревниво оглядывали старинные одежды.
«Хотя царский наряд сшил театральный костюмер Императорских театров Каффи, а шапку изготовили в шляпной мастерской поставщиков Высочайшего двора братьев Брюно, – размышлял великий князь Александр Михайлович, – мой костюм сокольничего ничем не хуже, – оглядел в зеркале белый с золотом кафтан, с нашитыми на груди и спине золотыми орлами, розовую шёлковую рубашку, голубые шаровары и жёлтые сафьяновые сапоги. – А государь для своего великолепного наряда недостаточно велик ростом», – язвительно улыбнулся он.
В половине десятого вечера гофмаршал, поклонившись Николаю, зашептал:
– Ваше величество, гости собрались в Романовской галерее.
– Благодарю! – ответил император и по-доброму улыбнулся. – Господа родственники, прошу строиться и готовиться к выходу.
Всё было расписано по минутам. Царь с великими князьями и их жёнами торжественно прошёл в Николаевский зал, и все приглашённые, шествуя попарно, в чём была заслуга церемониймейстеров с жезлами, «отдавали» русский поклон царской чете.
Воевода Рубанов при этом, с грохотом уронил на паркетный пол деревянную с позолотой булаву, чем привёл в восторг царя, царицу и присных.
Гофмаршал, мысленно перекрестившись, вцепился в свой жезл с венчавшим его двуглавым орлом на шаре из слоновой кости.
Гофмейстерина в ужасе схватилась за сердце, а Ирина Аркадьевна фыркнула, едва сдержав смех.
Николай, ухватившись за жезл царя Алексея Михайловича, и с трудом сохраняя значительный, как у церемониймейстера вид, поклонился в ответ.
Александра Фёдоровна, забывшись, сделала реверанс, чем безумно развеселила себя и императора.
«Бал явно удался, – с удовольствием подумал Николай. – Вон как моя Аликс радуется».
Хмурился лишь великий князь Владимир Александрович, держа под руку обвешанную фамильными драгоценностями супругу: «Что папа, что сынок эти Рубановы. Никакой дисциплины… А государю, смотрю, понравилось».
После поклонов – обязательный придворный полонез.
Николай взял за руку супругу старшины дипломатического
Великие князья, согласно ритуалу, пригласили на государственный танец жён дипломатов, а послы танцевали, вернее, важно вышагивали с великими княгинями.
Бледный от пережитых волнений гофмаршал, окружённый верными суровыми церемониймейстерами, шествовал перед царём расчищая проход.
Гости пятились по сторонам, уступая путь шествию.
Обойдя зал один раз, поменялись партнёршами.
Затем начинался вальс. Здесь уже кружились в танце сокольничие, окольничие, ловчие и стрельцы.
Воеводы с боярами ушли играть в карты.
– О-о-х, красота-а, – расселись за столиком с картами два воеводы с боярином.
– Милейший, принеси-ка шампанского, – велел пробегавшему лакею боярин, он же генерал от инфантерии Драгомиров.
– Вы правы, поддержал его вислоусый, похожий на запорожца, пишущего письмо султану, воевода, он же генерал-майор Троцкий. – Ни музыки, ни шума разговоров, а главное, прохладнее…
– Сутолока утомила, – выложил на стол виновницу переполоха – булаву, воевода Рубанов.
Расторопный лакей уже разливал по бокалам шампанское, облив белую перчатку воеводы Троцкого.
– Ну и дурак же ты, братец, – снял перчатку генерал-воевода.
– Так точно, ваше превосходительство, – гаркнул лакей, примирив генерала с жизнью.
– Видно из солдат? – успокаивающе похлопал провинившегося по руке.
– Так точно. Унтер-офицер лейб-гвардии Семёновского полка. Обходительным манерам до конца не обучен. Вот ежели бы маршировать приказали.
– Ничего, ничего, научишься, – отпустил его Драгомиров. – А вот вас бы, Владимир Иоанникиевич, – обратился к Троцкому, – при императоре Александре Третьем, выйди вы без перчаток, мигом упекли бы на гауптвахту. Как сейчас помню, – начал раздавать карты, – в 1890 году, на одном из январских балов, выпившие за ужином офицеры позволили себе маленькую, по их понятиям, вольность… Гвардейцы же… Пошли танцевать без перчаток. Но император не считал нарушение формы одежды мелочью. На следующий после бала день, четырёх офицеров посадили в Комендантскую.
– Ха! Пустяки какие, – положил на стол карты Троцкий. – В 1882 году, на Большом балу, после принятия горячительных напитков, я и вовсе во время исполнения польки, начал танцевать вальс. Вот скандал был, – радостно произнёс генерал. – Меня даже из лейб-гвардии Павловского полка в пехотный перевели.
– То-то вы в 55 лет всё генерал-майор, – уколол товарища Драгомиров.
– Пустяки, дослужусь ещё до генерала от инфантерии.
– А меня зато сам Александр Третий жучил за расстегнутый крючок, – с завистью глянул на Троцкого Драгомиров. – А теперь что? Половину ловчих со стрельцами на губу пересажать следует, а никому и дела нет, – в раздражении бросил на стол карты. – Во времена Александра Первого и Николая Первого дисциплина соблюдалась жёстко. Римского-Корсакова исключили из гвардии за то, что позволил за ужином расстегнуть мундир. На представлении об увольнении помета: «Высочайше поведено мундира Корсакову не давать, ибо замечено, что оный его беспокоит. 20 февраля 1821г.» Так вот было. Потому: дисциплина.