Держава (том третий)
Шрифт:
Спустившись под гору, вброд пересекли узкую речушку — по мосту не решились, и медленно потарахтели по колдобинам, вернее, по тем выступам, кои назвал Ефим, добравшись, наконец, до наезженного тракта.
Проехав большую деревню, где местные собаки всё же сумели отогнать чужака за выселки, остановились у барского дома.
Возле обширной, красного кирпича конюшни, на коновязи стояли три подсёдланных лошади и коляска с парой впряжённых гнедых.
У крыльца дома какая–то бабка укладывала на телегу узелки и корзины.
Тут же крутились
На приезжих они совершенно не обращали внимания, интересуясь лишь друг дружкой.
— Господа–а! — зевая, выбрался на крыльцо предводитель. — Не желаете ли закусить.
— Нет–нет–нет, — активно стали отнекиваться Рубановы. — Охота прежде всего.
— Доброе утро, — отжимая с крыльца хозяина, вышли из дома Севастьян Тарасович и два близнеца Ивановича.
— Здравия желаю! — Если «чай» пить не сядем, оно перейдёт в добрый и удачный день, — поздоровался с охотниками Максим Акимович.
Глеб лишь коротко поклонился.
Обсудив четырёх привязанных пойнтеров, которые принадлежали усатым близнецам и ильинскому помещику, Зосима Миронович представил гостям своих сеттеров. Но они тут же перемешались и Рубановы не разобрались, кто Фагот, а кто — Будилка.
На этот раз Глеб тоже решил ехать верхом: «Пусть в колясках толстые и пожилые разъезжают», — ловко взлетел на жеребца. Тот, от плохого настроения, что ли, взлягнул задом и, заржав, поднялся на дыбы.
Усидев, Глеб, под одобрительные взгляды охотников, мигом укротил рысака.
— Буен орловец! Ох, буен! — похлопал коня по шее старший Рубанов, с гордостью поглядев на сына.
Наконец длинный транспорт тронулся со двора.
Пелагея Харитоновна, стоя на крыльце, махала отъезжающим белым платочком.
«То ли язвит по привычке, то ли так у них заведено», — призадумался Максим Акимович, впрочем, тут же забыв худую даму.
Обоз проехал перелесок, в котором к нему присоединился вездесущий Трезор, и двинулся дальше, съехав с просёлочной дороги на колдобины и ухабы.
Через час добрались до заросшего камышом и осокой озера, куда впадала извилистая речушка с пологими, топкими берегами и чахлым мостиком, терпеливо поджидающим ротозеев.
В камышах беспрестанно бухали выстрелы, а по берегу стояли телеги и коляски.
— Всё по Чехову, — в сердцах плюнул Полстяной: «Каждое болото было буквально запружено тарантасами», — процитировал он.
— Антон Павлович тоже в этих местах охотился? — прикинулся тупицей Глеб, — вновь усаживаясь на коня и задумчиво разглядывая Трезора, увлечённо обнюхивающего собак. — Угощения не получилось, — вспомнил об обещании предводителя угостить охотой.
Но того основательно, словно дамасский клинок, закалила супруга, и было трудно пронять язвительными замечаниями.
— Пустяки! — кряхтя, забрался в коляску, попутно уцепив узелок с продуктами из подъехавшей телеги. — Едем дальше… Куда Чехов телят не гонял… Тьфу, то есть — Макар, — с наслаждением откусил от вынутого
Поехали по берегу реки, которая, извиваясь девичьей косой, терялась где–то вдали, к удивлению Рубановых, постепенно становясь всё шире и шире.
Удаляясь от неё в сторону, миновали луг со скошенной травой и стогами сена, провалившись в неглубокую котловину с двумя крутыми возвышенностями по краям. Одна зеленела озимыми, другая желтела скошенной пшеницей. По склонам котловины рос ивняк с редкими невысокими дубками и кустами малины и смородины.
Полстяной, бросив под ноги тряпку, что совсем недавно выполняла значимую роль узла с провизией, предложил перекусить под чахлой сенью дубков и малины со смородиной.
Но над головами заколебавшихся охотников пролетел солидный бекасиный выводок, враз настроив их на нужную волну.
— После, после пообедаем, господа, — почувствовал охотничий азарт Максим Акимович.
Севастьян Тарасович слез с лошади и, подтянув подпругу, выразил общее мнение:
— А то под этой хлипкой сенью и закончится охота…
Все, кроме Зосимы Мироновича с ним согласились, направившись к густеющему вдали жёлто–красному лесу.
В лесу вновь наткнулись на реку.
— Слава Богу, народу, кроме нас, здесь нет, — привязали лошадей к дереву усатые Ивановичи и свистнули собакам.
— Греет как, — прокомментировал погоду один из них.
— Так время обеда уже, — глянул на солнце Полстяной.
— Зосима Миронович, оставайся здесь обоз караулить, а твоих собачек мы заберём, — обрадовал предводителя Максим Акимович.
— Да Бога ради… А то и нога чего–то болит, — подвёл под свою лень и разыгравшийся аппетит медицинскую составляющую, с внутренним трепетом оглядывая пищевое эльдорадо на своей телеге. — А вам, господа охотники, желаю настрелять целую гору болотной дичи: бекасов, дупелей и гаршнепов. Только мнится мне, что сейчас они покинули родное болото и жируют на поросших отавой лугах. Вот я и примечу, когда обратно полетят, где их лучше стрелять…
Не слушая его, охотники разобрали собак и стали расходиться по заросшему камышом и осокой берегу.
— Сынок, ты этим краем реки иди, а я туда, — махнул рукой Максим Акимович, указывая направление.
Глебу было всё равно, в какую сторону идти.
Трезор, как нарочно, увязался за ним и радовался жизни, гоняя двух сеттеров. Охоту собаки и в мыслях не держали, как понял Глеб, а резвились, бегая по мелководью, и даже спугнули многочисленный бекасиный выводок.
«Н-да, управлять собаками явно не получится, — услышал ружейные выстрелы. — А у людей дела идут… — позавидовал, входя по колено в воду. — Хорошо хоть дно песчаное, — осторожно ступал в болотных сапогах, держа перед собою ружьё. — Словно павловец на параде, — то ли хмыкнул, то ли крякнул он, высматривая в прибрежных камышах уток, и слыша несмолкающие уже выстрелы. — По–моему, что–то вон там мелькнуло», — замер, вглядываясь в прибрежные заросли.