Держи меч крепче, Каллахан
Шрифт:
«Хватит, замолчи, заткнись»!», — кричал он, умоляя, но она не слушала его и все равно пела.
Не верзила оказался самым страшным врагом. Это она. Шлюха. Нет, не шлюха… прекрасная дева, зовущая в свои врата блаженства. Асгред встал, словно его подняли с земли сильные руки гиганта и двинулся к девушке, ведомый все теми же невидимыми руками.
— Возьми, возьми меня, жаждущий любви путник,
Моя любовь — твоя жизнь, погибель и вечный спутник…
Он смотрел на нее недвижимым зеленым взглядом и желал. Оказавшись совсем рядом, протянул левую руку к тому, чему она звала и почувствовал
— Я женат, — выдавил Асгред, не в силах сопротивляться соблазну.
— Полгода в пути, без женской ласки, без женского взгляда — ты заслужил награду, — сказала она, широко расставив ноги и выгнулась, брызнув на его руку своей влагой до самого запястья.
Мощная волна чужого удовольствия окатила Агсреда, заставив его вздрогнуть. Это было ее удовольствие… и она раскрылась, оголив розовые внутренности, готовая подарить ему блаженство, несоизмеримо большее, чем он может выдержать. Чем испытала она сама.
Сладкая влага прожигала кожу до костей — это было жжение желания, заставляющее член в его штанах наливаться кровью и становиться тяжелым, как свинцовые ядра. Так он и умрет — со спущенными штанами, с хреном в шлюхе и с кровью, льющейся из ушей. Она перегрызёт ему глотку сразу же, как он навалится на нее и острые зубы окажутся рядом с его шеей. Уж лучше бы в его спине была дыра от выстрела испульсника.
Асгред одернул руку и развернулся. Он поднял свой меч с земли, положил руку на ближайший плоский камень и рубанул по самое запястье. Его крик смешался с истошным воплем испуганной шлюхи. В одно мгновение у нее выросли клыки такие длинные, что не помещались во рту.
— Ублюдок! — кричала она. — Ненавижу! Сдохни! Сдохни!
Держа правой рукой левую, Асгред стоял на коленях и содрался от боли. Боль… она вонзилась в разум, заставив вспомнить. «Мы зовем за собой смерть, чтобы она не пошла за кем-то другим». Так сказал Каллахан, лучший из лучших. Ну и плевать, как он умер, важно, как он жил. Его слова имели значение. Для него — точно. «Храмовник испытывает боль, чтобы ее не испытал кто-то другой», — подумалось Асгреду, глядя на обрубок руки, из которого сочилась кровь. Наставник сказал бы ему так. Обязательно.
Боль разогнала туман в голове, словно ледяным ветром, и он вновь почувствовал, что в своем рассудке. Он должен сделать это. Ради Каллахана и ради неё, Ольги. Отсеченная рука лежала под ногами, будто никогда ему не принадлежала. В одно мгновение кожа на ней стала серой, пальцы проела влага цвета морской тины из лона визжащей тени. Теперь она пахла не цветами — она пахла морской пеной, тухлой рыбой и сгнившей древесиной, вынесенной на берег.
— Уииааа! — девушка задрала голову, волосы на ее голове взметнулись вверх, словно невесомые.
Она визжала так, что сталь в руках Асгреда завибрировала, задребезжала и полопалась на мелкие куски. Ткань Преданной опала трухой на запачканную ткань туники. Осталась только рукоять с лучами из средокрестия, а клинка не осталось.
— И как ты убьешь меня? Одной рукой? — скалилась она, глядя, как к ней влачится храмовник. — Нет меча, нет! Он лопнул, исчез! Безрукий храмовник, калека!
Асгред подошел к ней
— Назови свое имя, — выплюнул он приказ ей прямо в лицо, и она скривилась, не в силах метнуться вперед и перегрызть ему горло.
Пламя храмовника сковало ее, не на давая пошевелиться, и промолчать она тоже не могла — точно так же, как и соврать.
— Нереида, — прошептала она, словно море прошуршало последними волнами лунного прилива.
— Чтобы держать меч, нужна только правая рука, — сказал Асгред и активировал лезвия, спрятанные в лучах средостения рукояти.
Нереида раскрыла рот, простонав свою последнюю мелодию. По алым от крови Павла губам полилась черная кровь. Удар пришелся точно в живот — лезвия пробили плоть и достали почти до самого позвоночника. Чтобы не вдохнуть противный смог, Асгред отстранился сразу, как только понял, что тень в его руках мертва. Он даже смотреть не стал, как та стелется по земле и проваливается в пекло.
Храмовник нашел сердце Павла рядом, на камне, и поднял его. Затем снял брата с высоты, разбив хрустальные клинки теми же лезвиями из средостения.
— Прости друг, что не пришел в себя быстрее, чем тебя закололи, — извинился Асгред, возвращая сердце друга на место. — И за меч тоже прости. Мне придется одолжить его у тебя и поменять настройки. Я верну его, как только мы придем вместе с братьями, и похороним все тела в Агрокомплексе. Мы похороним вас как полагается, обещаю.
Обещаю… опять это слово… на этот раз он исполнит его. Хватит уже повторять его сотни и сотни раз, словно это пустое перо, пущенное по ветру.
Могилу он сделал наспех и так, как мог с одной рукой. Прочитал молитву и погоревал немного. На остальное у него не осталось сил. Язвы жгли голову, на которой, скорее всего, не осталось волос — Асгред провел бы по голове рукой и проверил это, но одной у него не было, а второй он держал меч. Свинцовая усталость текла по жилам, приваривая подошвы к земле. Рана болела, словно сотня ос покусала его ладонь. Он все еще чувствовал ее, словно она была на месте и живая.
Странно, что кровь прекратилась почти сразу же, как он отсек руку. Вытекло не больше половины стакана и жилы его запеклись. Медицинский блок впрыснул под кожу ударную дозу антибиотика, экто-анализатор, встроенный в броню активировался почти сразу, как только включились электронные приборы. Значит, связь со спутником заработала. Глядишь, и его увидят.
Расшевелив непослушное, внезапно отяжелевшее тело, Асгред поднялся с места и побрел мимо камней вперед нетвердой усталой походкой. Предстояла долгая дорога домой. Он не был уверен, что дойдет. Как же… как же он устал… Он упал на колени, потом встал, и потом снова упал. Стал задыхаться. Да что же это такое…
— Жизненные системы в норме. Состояние — удовлетворительное, — нейросеть выдала отчет мгновенно, как только Асгред нажал экстренную кнопку анализа на внешней панели, выведенной на его пояс. Синий экран светился, выдавая данные, полностью не соответствующие его состоянию.