Держи меч крепче, Каллахан
Шрифт:
— Но как?
— Этого я тоже не знаю.
Темнота сгущалась. Последние тени отрывались от камней, устав притворяться их продолжением. Чем плотнее становился гигант, тем меньше он пропускал солнца, и постоянные сумерки превращались в глубокую ночь. Что-то зашевелилось неподалеку и сигануло вперед. Халарт метнулся за бесформенной тенью. Он понял, что тварь боится его и бежит от обжигающей силы, чтобы найти добычу попроще, менее опасную — полевых мышей и чешуйчатых змей, спрятавшихся под навесами скал. Монстр жаждет, он явился из своего мира уже смертельно голодным —
— Знать бы его имя… — задумчиво прошептал Каллахан, не отрывая взгляда от неба.
Проявитель уже жаждал сражения, но мысли о Марбасе останавливали его — каков смысл биться с деревьями в безудержном селевом потоке, когда необходимо усмирить сам поток? Гигант лишь оружие. Не обрубив запястье, держащее его поводок, им не победить. Марбас призовет еще с десяток таких, и что же им тогда делать? Мир погрузится во тьму, еще большую, чем сейчас. Хотя Каллахан совершенно не знал, возможна ли еще большая тьма в этом мире. Иногда он неделями не видел ни солнца, ни надежды.
Никто из живых существ — ни птицы, ни рыбы, ни люди не могли прикоснуться к Теням в их мире, дотянуться до них могли только храмовники и Проявители — отмеченные Пламенем, обязанные взять в руки меч. Их судьба была предопределена еще в колыбели. Каллахан знал, что Хеларт не хотел сжимать в ладонях стальную рукоять — будучи ребенком он выбрасывал ее на грунтовую дорогу и бежал глазеть на стальных драконов с алмазными сердцами. Маленький Хеларт Уилсон мечтал держать в руках штурвал и летать к богам и небесным мирам, но боги и миры привязали его к земле.
Зря Хеларт погнался за монстром, пытаясь разрубить свой страх надвое: монстра он убил, но страх только усилился. Он стал смердеть так же, как вонючая жижа, выпущенная треснутым лезвием из брюха монстра. Черный смог пополз по земле, увлекая рассечённую тварь обратно в свой мир. Взмах, выпад — Хеларт рубил на куски уже полностью мертвое, все еще надеясь избавиться от натянутого ужаса. Исполнись его мечта, он с таким же проворством держал бы штурвал космолета. Когда он боялся, то всегда глядел на звезды. Они успокаивали его. Но сейчас он не мог даже задрать голову к небу — в такое не поднимется ни один стальной дракон.
Перед глазами Хеларта сверкнул клинок из закаленного стекла и тут же исчез по центру его живота, до самой рукояти. Острие разорвало белую ткань с вышитым алым крестом, пробило броню из ткани Преданной и вошло в живот легко, словно раскаленная медь в сугроб. Белая ткань туники обагрилась красным, смешавшись с алой краской креста.
Он не заметил его, не заметил — тьма вокруг слишком сгустилась, чтобы различить ее оттенки. Рука Инквизитора выросла внезапно, буквально из ниоткуда — слишком белая, чтобы спутать ее с чем-то другим. Когда он показался из-за большого валуна, сжимая тонкой ладонью клинок из каленого хрусталя, Хеларт уже испустил дух.
— Вы перебили всех моих воинов, возьму и я свою долю, — проговорил Инквизитор, брезгливо отбрасывая навалившегося на него Хеларта в сторону вместе с его мечтами. — Все равно от него никакой пользы. У вашего пса треснул меч —
Инквизитор осклабился, показывая белые зубы, ровно такие же, как и кожа на его руках, и на лице тоже — идеально выточенном, как скульптура из молочного мрамора. Серебряные волосы скрывались под черным капюшоном, сам Инквизитор кутался в балахон, расшитый золотой вышивкой-вязью на незнакомом языке по подолу и бархатным рукавам.
— Асгред, Павел, назад, быстро, — отдал приказ Проявитель, и крестоносцы спрятались за спину Каллахана без дополнительных увещеваний.
В самом начале пути, еще на выходе из Агропояса крестоносцев насчитывалось более дюжины. Угасало солнце, таяло и число воинов в их строю: Олег, Якоб, Дарел, Канси… Ульрих был самым молодым из них — пареньку едва исполнилось пятнадцать, но прочная сила Пламени повела его на острие мечей одним из первых. Он забрал с собой троих из свиты Инквизитора. Теперь храмовников насчитывалось всего четверо, нет… уже трое, однако Инквизитор остался в одиночестве. Толерину некуда было бежать, храмовники настигли бы его в течении нескольких часов.
Каллахан всматривался огненным взглядом в сияющее красотой лицо Инквизитора, гадая, что за тварь поселилась в этом теле. Она не оставила ни единой отметины на его бледных покровах — ни черных вен, проступающих на коже ломаными ветвями дерева, ни язв и рубцов на губах, носу и щеках, ни когтистых рук, покрывшихся чешуей под воздействием Тени внутри захваченного тела. Сущность внутри Инквизитора ничуть его не изменила. «Просто не успела», — догадался Каллахан, он молод и неопытен. Тень Инквизитора еще не пустила глубокие корни в плоть, изуродовав тело до неузнаваемости.
И тем не менее, Толерин убил почти всех, кто отправился охотиться на самых опасных Теней этой реальности. Теней, которых может уничтожить исключительно крепкое Пламя. Такое имелось только у одного Проявителя — его, Каллахана.
Кровь Хеларта обагрила ладони Толерина, окрасив молочные мальцы в светло-алый. Идеальное лицо скривилось, Инквизитор отёр испачканные ладони о бархатную ткань — на месте пятен проступили ожоги. Кровь храмовника разъедала кожу.
— Понял, что некуда бежать и решил забрать с собой как можно больше моих братьев? — подавляя неуместную злость, прогремел Каллахан. Пламя бушевало, вырываясь из глазниц — гнев его готов был спалить Толерина на месте.
— Так бывает всегда, когда бешеному зверю нечего терять, — оскалился Толерин, отбросив мокрый клинок в сторону. Тот звякнул о камни, коснувшись каленым остриём треснувшего лезвия меча. — Загони такого в угол — по-настоящему узнаешь, на что он способен.
— Ты правильно назвал себя. Бешеный зверь в оболочке звездного бога.
— Для этого мира твои рассуждения слишком плесневелые. Оставался бы ты в своем, — ехидство в голосе Толерина дразнило и подначивало Пламя.
Не время… не время… он еще должен рассказать где прячется Марбас и назвать имена.