Держи меч крепче, Каллахан

Александрова Дилара

— ОН где-то рядом, я чувствую.

— Может быть да… а может, и нет, — Толерин радостно тянул губы.

— Ты выглядишь слишком счастливым для того, кому осталось жить всего несколько мгновений.

— Нет ничего приятней, как приговорить к смерти несколько скверных крестоносцев. Эта плата за жизнь в новой реальности.

— Нравится отравлять мир, который вам не принадлежит?

— Нравится. А почему бы и нет? Таким как мы редко дается шанс на новую жизнь, — Толерин мягким движением спустил капюшон с волос, серебряные пряди рассыпались по плечам, словно волны лунного озера. — Вот только ты попутал немного — это наш мир,

и уже давно. Мелкие шавки — это армия, а телепорты способ пополнить ряды. Их так много, что никому не справиться. Даже вам. Особенно вам. Дураки. Инквизиторы нужны, чтобы следить за всем этим сбродом. Если бы храмовники пошевелили своими крохотными мозгами, то поняли бы это. — Толерин не стал открывать, на что они рассчитывают, призывая гигантов. — Все ради нашей Королевы. Мы — идеальная система, владеющая миром. Выверенный механизм. Не мешайте нам.

— Крестоносцы появились именно для этого — мешать. Великий Воин призвал меня в другой мир, чтобы восстановить прежнее равновесие. Каждому действию должно быть противодействие, ибо небесные своды всегда находятся в равновесии.

— Отличное равновесие — миллион на одного и дохнуть как мухи.

Проявитель нахмурился.

— Так было у истоков мира, так есть и сейчас, — Каллахан двинулся вперед, удерживая Пламя внутри, но скоро его воли перестанет хватать, и оно убьет Инквизитора. — Глупец. Ты не изменишь предопределения Богов.

— Не удивлен, что все твои подстилки передохли по очереди, — рассмеялся Толерин. — Такого зануду еще поискать. Наверняка, они предпочли окочуриться, чем слушать твои тоскливые проповеди. Просто убийственная скука.

Теперь Каллахан стоял в полуметре от Инквизитора, и тот, не переставая улыбаться, начал медленно сползать на колени. Пламя гнуло волю и выжигало, как костер сухую щепу. Улыбка не спадала с фарфорового лица, превратившись в вымученную, выдолбленную долотом в мраморе. Он не хотел сдаваться — до самого конца.

Каллахан дал волю Пламени, не в силах больше удерживать силу. Белый огонь вырвался далеко за пределы глазниц, ослепив Инквизитора. Из его глаз хлынула кровь, он заплакал черными слезами, но не переставал улыбаться.

— Гигант у нас над головами, — прогремел Каллахан. — Назови его имя.

— Не такой уж это и секрет, — хихикнул Толерин, изнемогая от боли. Он не мог раскрыть глаз. — Крайнон. Ну что, полегчало тебе? Что ты намерен сделать? Сразиться с ним прямо сейчас?

— Слишком много ответов для такого как ты. Марбас специально призвал гиганта, чтобы вымотать меня, а тебя послал, чтобы запутать. Он выигрывает время. Для чего? Что он задумал?

— Как-то это несправедливо. Ты не ответил ни на один мой вопрос, а сам задал целых два. А как же ваша хваленая справедливость?

— Твоя бешеная кровь уже течет тебе в горло, — сказал Каллахан, глядя, как белоснежные зубы Толерана окрасились в черный. — Так ты не сможешь назвать свое имя. Сомкни губы, и не улыбайся так широко.

— Не смей мне приказывать! Мне нет смысла грустить. Жизнь она ведь… хороша. Ха.

— У всех Инквизиторов, которых я отправил в пекло была прочная уверенность, что их снова призовут из бездны. Отравлять этот мир. Ни один из двухсот еще не вернулся. Нет поводов для радости.

— Ты недооцениваешь Марбаса… какая гордыня.

— Они все надеялись на него. Никто не вытащил их, не вытащит и Толерана.

— Обсудим это после его щедрых подарков. Он так долго

готовил их для тебя.

— Тогда ты должен знать, где он находится.

— На Лысой горе, где же еще? Прямо как твоя башка, — Толерин задрал голову, с готовностью подставляя виски под ладони Каллахана. Он знал, что будет происходить дальше. — Мы обязательно встретимся, старый, СТАРЫЙ друг. Но роли будут уже другие, — прошипел Инквизитор, не в силах вынести обжигающее прикосновение Проявителя. — Я буду охотником, а ты — добычей. — Кровь из его глаз хлынула сильнее, запачкав черный крест Каллахана на белой тунике.

Красная кровь к красному кресту, черная — к черному. Этот день выдался слишком идеальным, чтобы в нем не было подвоха. Каллахан обхватил голову Толерана ладонями, пытаясь уловить его выжженный взгляд. Все бесполезно. Из глубоких глазниц вываливалось спутанное подгоревшее месиво. Пламя прожигало череп Инквизитора через кожу. Рано. Рано…

— Назови свое имя, — прогудело Пламя из нутра Каллахана. Губы у Проявителя были сомкнуты и перестали шевелиться.

Прямо сейчас… ему нужно… Высшие Тени обнажали естество только с собственным именем. Так они проваливались в бездну без шансов закрепиться в этом мире. Не назвав свое имя, они продолжали шататься по земле, неприкаянно и уныло, не в силах занять чье-то тело, но и не возвращаясь в свой мир. При них оставались только голод и жажда. Такие Тени были опасней, чем все прочие. За ними медленно плелась смерть, протягиваясь длинным следом из крови, гниения и костей.

Инквизитор до онемения сжал челюсть, чтобы не называть своего имени. Зубы его скрипнули и поломались. Боль, невыносимая боль, бьющая в виски… и чувство самосохранения — сильнее любой надежды на Марбаса. Не произноси этих букв… не называй… со звуком твоего имени Пламя изгонит твою сущность из тела, принадлежащего тебе по праву. А дальше только бездна и боль. Ты не хочешь домой — в вечную тюрьму без стен. Ты не самый сильный хищник в ядовитом пекле. Здесь ты один из лучших, там лишь добыча.

Пламя сковывало волю и пекло до костей.

— Тамиморэ, — забулькал Инквизитор, глотая кровь и собственные зубы. — И я тоже не уйду без подарка.

Каллахан потянул голову Тамиморэ на себя, позвонки хрустнули. Проявитель скрутил шею, порвав вены и мышцы. Они почти сразу задубели и стали хрустальными, поэтому оторвать голову оказалось не так сложно, она покатилась по лысому склону и из шеи начала вытекать черная кровь. Ее оказалось не много — сердце Инквизиторов уже давно не билось. Гораздо больше оказалось черного смога, тот струился и струился, и не было этому конца. Проявитель терпеливо ждал, пока он иссякнет. Пламя пристально следило, чтобы в хрустальном теле не осталось ни капли.

Павел и Асгред поравнялись с Каллаханом.

— Надо же, как просто, — цокнул Павел, сплюнув в сторону, по привычке. Он попал Инквизитору прямо в ухо, но по этому поводу расстроился не сильно. — Помнится, точно так же я пытался открутить башку Валдану. Получилось, если честно, не очень квалифицированно. Так, оттянул немного уши. Шея на месте осталась.

— Ты все еще жив? — удивился Асгред, предположив, что Павел просто храбрится и, конечно же, соврал ему.

— Нет, я дохлый перед тобой стою, — покачал головой Павел. Храмовник стоял спиной к неподвижному Хеларту и еще не привык, что его друг умер. — А ты разве не пробовал? Мне кажется, каждому бы захотелось.