Держи меня крепче
Шрифт:
И мы шаг за шагом постигали азы влюбленной парочки, точнее, я постигала, а Леша меня направлял, ведь я у него не была первой девушкой. Будь я на месте Егора, то не доверила бы такому ловеласу, как Алекс, свою любимую сестрёнку. Но, кажется, у брата вместо головы в то время произрастал букет полевых васильков.
Провстречались мы недолго, хотя все четыре месяца девушки из моего класса мне завидовали и даже пытались его увести, а я, наивная овечка, ничего кроме своей большой как дирижабль любви не замечала, и не знала тогда, что наша любовь на самом деле есть воздушный шар дирижабля – может быстро спустить, если прорезать ткань.
Всегда учтивый Леша был для меня мини-копией брата. Я считала его если не идеалом, то весьма близким к нему. И я была счастлива, что он не домогается до меня, как рассказывали другие девушки в классе про своих парней. Судя по их рассказам, родители им сами презервативы выдают с деньгами на завтрак в целях пропаганды безопасного секса. Я же, по всеобщему мнению, была воспитана пуританами, когда мой брательник, скорее всего, подкидыш и не имеет к Матвеевым никакого отношения.
Мне бы никогда и в голову не пришло, что причина его воздержанности кроется в другом. Даже больше скажу, я и представить не могла, что он не любит меня, не любит девушек вообще, предпочитая парней… И, тем не менее, это так. И уже давно, как оказалось он безбожно влюблён в моего брата. Да уж, Егор парень видный, от него даже геи без ума…
А у меня не было слов… Не тогда, когда я нашла фотографию Егорки в его рюкзаке, списав это на то, что брат сам подарил ему свою фотку, они же с детства дружат, наверное, и у него есть фотка Лёхи. И даже не тогда, когда он случайно меня именем брата называл, ну, мало ли с кем не бывает, я сама часто вместо Соньки могу Стасика назвать и наоборот. А тогда, когда случайно обнаружила его письмо. Честно, если бы я знала, что оно адресовано моему брутальному братцу, я бы ни за что не открыла! Я бы передала его ему в руки и забыла. Но нет же, на том конверте, по неосторожности оставленном на столике в прихожей была надпись «Тебе…» и я не удержалась, по дурости решив, что конверт предназначается мне. И меня даже не смутила первая строчка: «Дорогой мой!« Нет, ну ясно же, что не девушке. А я дурында бестолковая… продолжила чтение.
«Дорогой мой!
Прости, что делаю это посредством письма. Прости, что вообще делаю это. Прости за всё, но я не могу больше скрывать. Я устал… Я так давно окрылён чувствами, что это уже похоже на патологию. Хотя, с грустью понимаю, что это она и есть.
Скорее всего, тебе текст письма будет неприятен, когда ты поймешь, в чём заключается суть моего послания, во что я желаю тебя посвятить, но не обессудь, мой друг. Пойми и ты меня, врать тяжело, а на мне тяжкий груз лжи висит уже давно и тянет меня вглубь вод океана Атлантик. Я не могу сопротивляться и все же… пытаюсь.
Я ничего не могу поделать с тем, что влюблён в тебя. Это сильнее меня. Это как удавка на шее – она затягивает с каждой секундой всё сильнее и сильнее, гораздо хуже, чем когда из-под ног выбивают табурет и отправляют в свободное парение. В этом случае мучаешься какую-то тысячную долю секунды. И я уже вставал один раз так на стул под люстру, но люстра рухнула следом за мной. Ты, вероятно, помнишь. Тебе я сказал, что соседи затеяли ремонт и, войдя в азарт, не заметили, как просверлили в моём потолке дыру… Глупо прозвучало, но ты поверил. Я помню твой тревожный взгляд, разглядывающий полосу на моей шее, но ты не стал укорять или ругать. Но стал относиться ко мне бережнее, даже не предполагая,
Я не успела прочесть дальше, впечатлившись и половиной письма, как передо мной возник Леша и буквально вырвал его из рук. А затем начал методично уничтожать, разрывая на куски и поджигая прямо на столике у зеркала, отодвинув в сторону пачку сигарет, нервно щелкая зажигалкой.
И все же я успела уцепить краешком взгляда: «Егору от Лёши».
Сказать, что я была в шоке, значит не сказать ни-че-го. Я была раздавлена гигантским прессом для заготовки деталей… Я была утоплена в самом соленом море… Я была выпущена в открытый Космос, и меня там разорвало на части… Я была обращена в пепел от выпущенной в меня драконом струи кипящего пламени…
Я не жила…
Я стояла, открыв рот с укором в глазах, и ждала объяснений. И мне было глубоко по боку, что я сама сейчас влезла на частную территорию чужой личной жизни и топчу всё, что взращено на ней с любовью, пусть неумелой, немного жестокой, неприятной, непринятой, несколько отвратной, безутешной, полной разочарования и наивной надежды… И делаю это с ожесточением, достойным Черного Властелина, стремящегося завоевать мир и очернить чистые сердца людей, пылающие светлым чувством…
Алексей поднял на меня глаза. В его глазах плескался целый океан невысказанных и невыплаканных слез, а мне… стало его жаль.
Мы молча таранили друг друга взглядами. Я ненавидела его, но себя еще больше. Кляла, что прочла письмо. Яростно сжимала кулаки и вновь разжимала, зная, что никогда не ударю человека. Набирала в грудь воздуха, чтобы оглушить его гневной тирадой, и с шумом выдыхала. Задерживала дыхание, но не могла держаться долго и снова вдыхала.
– Ты знаешь, – сказал он.
Ни спросил, ни даже не сделал вид, что это вопрос. Простое утверждение. Ну да, по моему лицу всё и так понятно.
Но я же еще минуту назад твёрдо знала, что люблю его, а он меня… Как же так?
– Знаю, – все же ответила я, но с большим трудом. Язык меня не слушал.
– Ты не должна была прочесть.
Я кивнула, подтверждая. Можно подумать, я хотела этого.
– Не должна.
– Ну, зачем? – он вскрикнул, сцепил руки на затылке и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Поза человека, которому некуда деваться, который не знает выхода из сложившейся ситуации и просто стоит в тупике.
– Значит, это правда? – все же спросила я.
Да, я поверила во всё сразу, но спросить не мешало. Ведь эта дружная троица чтит приколы гораздо выше этики и морали. Но Алекс не обнадежил меня, подтвердив, что всё правда:
– Я люблю Егора, – прыгающими пальцами он достал сигарету, закурил, предложил и мне, но я отказалась.
– И я его люблю, – сказала я ему. – И поэтому я не хочу, чтобы он попал в такую же ситуацию, как и я. Не надо говорить ему. Он не поймёт. Он не примет этого. Прости, но я тоже не могу принять… Это чертовски сложно! – я всплеснула руками, хлопнув ими с размаху о колени. – Я – нет. Я не понимаю. Как так можно? Нет!.. Это противоестественно. Это… грех…