Держи меня, Земля!

Лабрус Елена

— Я идиот, дебил, дурак, скотина. Называй меня как хочешь, я заслужил. Только прости.

Он сжал в кулаки и снова разжал пальцы, и Лера увидела сбитые до крови костяшки.

— Я не смогу без тебя, — он поднял глаза, скользнув по Лериному лицу взглядом, и тут же снова опустил, стиснув зубы. — Я так виноват.

В её сердце не было зла на него, но всё же с порывом обнять, прижать к груди его поникшую голову Лера справилась.

— Артём, — голос прозвучал тихо, — посмотри на меня.

Он

покорно поднял голову, болезненно вглядываясь в её лицо, скользя глазами, словно поглаживая каждую её ранку, мучительно впитывая её боль.

— Нет, — покачала Лера головой.

— Пожалуйста, — он повторил её жест головой. — Я клянусь тебе, всё будет по-другому. Я исправлюсь. Я смогу. Только не уходи.

— Я прощаю тебя, Артём. Но я не вернусь.

Он опустил голову на грудь, сел, закрыл лицо руками. И Лера не справилась с подступившим к горлу комом. Обняла мужа за шею, прижалась губами к его спутанным волосам. Вдохнула запах. Родной, привычный, домашний. Слёзы сами потекли из глаз.

— Прости меня, что я была не такой, как тебе надо. Что всё делала не так, неправильно, не вовремя. Прости, что так плохо тебя понимала. Прости, что я совсем тебе не подходила. Прости. Но на этом — всё.

Он обнял её, снимая с диванчика. Порывисто прижал к себе и не сказал ни слова. И Лера знала почему — он плакал.

— Отдай, пожалуйста, маме мои вещи, — попросила Лера.

Артём согласно покачал головой, встал, помог ей подняться, вытер слёзы.

— Мам! — крикнула Лера. — Сходишь?

И пока мама суетливо начала собираться, Лера так и стояла, ни на кого не глядя, рассматривая облупившийся лак на ногтях.

Она не могла пойти сама. Просто не могла. Это в маминой квартире она ещё как-то держалась, там — Артём её уговорит. Они оба это знали, но оба не хотели использовать этот шанс.

Лера закрыла дверь и, обессиленно опустившись на пол, ничего не почувствовала. Потому что это было всё. Точно всё. Абсолютно всё. И как любая абсолютная величина не вызывало ни печали, ни радости. Ноль градусов — ни тепло ни холодно. Нейтральная частица — ни плюс ни минус. Пустота — ни чёрное ни белое.

Часы показывали глубокую ночь в Москве. Получив свой телефон, Лера не стала будить Кирилла, хотя пропущенные от него напрашивались на ответный звонок. Нет, не сейчас. И Лера набрала номер Вити.

— Ты просил звонить в любой непонятной ситуации.

— Я заберу тебя. Поживёшь пока у меня, — ответил он на её просьбу помочь с квартирой.

В его холостяцком логове, отделанном по последнему слову техники, Витя уступил Лере спальню. А сам перебрался в гостиную, небрежно бросив кучу собранных вещей на спинку огромного дивана.

Оба чемодана, в которые мама покидала Лерины вещи, временно приютились у стенки. Разбирать их не было нужды:

не сегодня-завтра она переедет на съёмную квартиру. Лера вытащила лишь то, в чём пойдёт на работу да что наденет сейчас.

— Кофе? — встал Витя в открытых дверях с двумя дымящимися кружками, привалившись к косяку.

— Можно, — согласилась Лера, бросая своё занятие.

— У меня есть знакомый юрист, — брат сел в шикарное мягкое кресло напротив Леры, стараясь не смотреть на её лицо. — Если нужен.

— Спасибо, тогда подам заявление не через ЗАГС, а через суд, — подула Лера в кружку. — Детей у нас нет. Я ни на что не претендую. Даже без согласия мужа нас разведут через месяц или, максимум, через три, на усмотрение суда.

— Вам проще, — он вздохнул. — У нас был маленький ребёнок. И хоть я оставил им свою квартиру, Светка всё делила какое-то жалкое имущество. Время тянула. Даже справку о несуществующей беременности сделала.

— Зачем?

— Чтобы я не смог развестись. Будь она беременна, я бы и не смог, пока ребёнку не исполнится год. По закону.

Лера ужаснулась, но виду не подала. Подумалось о том, что Насте фальшивая справка и не понадобится, но и добровольное согласие на развод она вряд ли даст. А значит… пройдут годы.

— Вить, а почему вы разошлись? — Лера сделала осторожный глоток и поморщилась. Напиток всё равно был для неё слишком горячим. И слишком крепким. — Только не говори, что не сошлись характерами.

— Ну почему же, — улыбнулся брат. В костюме, белой рубашке, в лакированных туфлях, которые он не снял, Витя выглядел у себя дома как в офисе. — Именно это я и написал в заявлении.

— А на самом деле?

— Она загуляла, Лер, — он тяжело вздохнул. — Оставляла мне Дианку, а сама к нему. Совсем слетела с катушек.

Наверно, у Леры было слишком говорящее выражение лица, потому что Витя засмеялся.

— Знаешь, хорошо, что ты ничего не сказала Артёму про своего москвича. Хоть его прибить мало за то, что руки распустил и без этого, но измена это — другое. Их не прощают. Они оставляют на сердце шрамы, которые болят всю жизнь.

— И ты не простил? — робко спросила Лера. Она прекрасно осознавала степень своей вины, но что сделано, то сделано.

— Знаешь, вот именно сейчас, глядя на тебя, я как никогда близок к этому. Не спрашивай меня почему, — он отхлебнул свой кофе. — Я словно увидел ситуацию с другой стороны. С её стороны. И меня отпустило. А ведь за столько лет ни её оправдания, ни слёзы, ни уговоры, ни заверения в любви — ничто меня не тронуло. Хотя я любил её. Всегда любил.

— Мне просто кажется, Артём тоже мне изменяет, — вздохнула Лера. Нет, она не искала оправданий. Просто мысли вслух, которыми ей не с кем было поделиться до этого.