Держи меня, Земля!

Лабрус Елена

— Ну, точно тронулась, — сокрушённо покачала мама головой. — Куда ты пойдёшь? Какие вещи? Да он тебя запрёт там и не выпустит, пока не убьёт.

— Нет, мам, — уверенно покачала Лера головой. — Он меня больше и пальцем не тронет. Ему было очень больно, вот он и сорвался. Мне жаль, что так вышло. И Артёма жаль. Но он сильный, он справится.

Мама покачала головой.

— И всё же одну я тебя не пущу. И Витьке ещё позвоню. Пусть с нами сходит. А лучше сама я с ним схожу, а ты дома побудь.

— О, господи! Мама! — Лера села

на своё привычное место за столом, опёрлась затылком о стену. — Очень умно. Витьку ещё на него натрави. Ему и так плохо. А мы сейчас целое народное ополчение соберём, чтобы мои вещи забрать.

— И соберём, — поставила мама на стол сковороду. — Нечего руки распускать. Пусть вон с равными себе кулаками машет. Я выяснять не буду, что там промеж вас произошло. Но его теперь вовек не прощу. И мамаше его полоумной скажу всё, что я о нём думаю. Вырастила ублюдка, так пусть знает.

— Представляю, как обрадуется Татьяна Петровна тому, что мы разводимся, — усмехнулась Лера и снова потрогала губу. — А если честно — к чёрту их всех! У меня такое чувство, словно я из темницы вырвалась. Из плена. Из оков. Пусть он сорвался, но ты его не трогай. Ему и так сейчас тяжело. Он и сам себя не простит за то, что сделал. И мои раны заживут. А вот его — я сомневаюсь.

— Что-то не понимаю я тебя, — села мама напротив и положила перед Лерой вилку. — Ты защищаешь его что ли? Оправдываешь?

— Не оправдываю. Но мы сами разберёмся. Больше это никого не касается, — Лера отломила кусочек варёной колбасы, поджаренной до корочки, как она любила.

— Ну, если меня не касается, то кого тогда касается? Или это ты потому такая добрая, что успела сбежать? А если бы не успела? Если бы переломал тебе ноги и руки? Покалечил? Убил нечаянно. Мне тоже не лезть?

Лера усмехнулась, жуя колбасу.

— Тоже. Не ты ли меня отговаривала не глупить? Подумать хорошо, взвесить все за и против? Не ты ли боготворила моего мужа? Не ты ли уверяла, что надо искать компромиссы? Где же теперь твоя уверенность? Один раз увидела синяки и всё? Прошла любовь?

— Ну, раньше же он тебя не бил, — взяла мама свою вилку, но тут же отложила.

— Да? — прищурилась Лера. — Что ты вообще об этом знаешь? Что? Только то, что я никогда не жаловалась?

— Так ты и не жаловалась.

— А почему, знаешь? — сверлила её Лера взглядом, но мама опустила глаза. — Можешь не отвечать. Я сама тебе скажу. Потому что ты не хотела знать правду. Никогда не хотела, мам. Тебя устраивало, что я ничего не рассказываю. Тебе спокойнее знать, только что у меня всё хорошо, а не что у меня на самом деле. Ты не хотела слушать ничего, что бы тебя расстроило. Что нарушило бы созданный тобой образ идеальной семьи и идеальной дочери, у которой просто не может быть проблем.

— Можно подумать они у тебя были, — встала мама и, зло стукнув о стол чашкой, стала наливать себе чай.

— Да конечно. Откуда? — Лера тоже встала. — Зря я к тебе пришла.

Никогда

раньше Лера не чувствовала себя такой чужой и ненужной в собственном доме. Да и вообще нигде не нужной. Она только что поняла, что на самом деле осиротела, когда потеряла отца. Пусть он был немногословен. Скуп на проявления любви, на похвалу, но он единственный понимал Леру лучше всех. Единственный видел мир в таких же красках. Пусть в неприглядных, но правильных цветах. Не так, как мама, что не понимала полутонов. Только чёрное или только белое. Не пил, не гулял — хороший мужик. Избил — плохой, выкинь его из своей жизни. Отцу Лера сказала бы про Кирилла. Но маме — нет. Ведь на всю жизнь приклеит на Леру позорное клеймо. Не отмоешься.

В Анькиной комнате она нашла брюки, свитер, старую куртку. Размер ноги у Леры был меньше, но меньше не больше — влезла в оставленные для дачи сапоги сестры.

— И куда собралась? — встретила её мама на пороге.

— Домой, — обогнула её Лера.

— Можешь хоть драться со мной, но я тебя не пущу, — раскинула мама руки на двери. — И дом твой здесь.

— Очень смешно, — хмыкнула Лера. — Там остались мои вещи, телефоны, документы, ключи от машины. Они в любом случае мне понадобятся. Не сегодня так завтра.

— Лера, не дури, — опустила руки мама.

— И чем, интересно, ты отличаешься тогда от моего мужа, если тоже будешь держать меня силой?

— Да ничем, — упёрла мама руки в бока. — Сейчас ещё веник возьму да как перетяну тебя поперёк спины. Сядь, угомонись. Хотела поваляться, книжку почитать. Вот и прижми задницу. Принесу я твои вещи.

Мама демонстративно толкнула Леру плечом и полезла в ящик тумбочки, где лежали Лерины запасные ключи от квартиры.

— Я надеюсь, хоть вещи ты свои собрала. Раз уж от мужа уходить собиралась.

— Не успела, — села Лера на диванчик и вздохнула.

Она стала расстёгивать сапоги, когда в дверь позвонили.

— О господи, — вздрогнула мама и чуть не выронила косынку, что наматывала на шею. — Кого ещё чёрт принёс. Анька что ли?

И, недолго думая, распахнула дверь.

Лера никогда не видела Артёма таким измождённым. Осунувшийся, словно он несколько дней не спал. Уставший, будто разгрузил вагон угля. Он постарел за эту ночь лет на десять, и она явно далась ему очень непросто.

Он ни слова не сказал. Зашёл в квартиру и опустился перед Лерой на колени, склонив голову, как на плаху.

— Прости меня.

Глава 27

Лера не двинулась, когда Артём опустился к её ногам. Ей и некуда было отступать со своего диванчика, но она и не шелохнулась.

— Я знаю, что нет мне прощения, но всё же умоляю тебя, прости.

Мама очнулась, захлопнула входную дверь. Артём словно не заметил. Под тяжёлым взглядом Леры она ретировалась в кухню, так и не высказав явно рвущиеся с её губ слова.