Десант. Повесть о школьном друге
Шрифт:
Таял снег. Ледяная вода хлюпала под ногами. Хотя и густа была здесь сеть дорог, пехоте чаще приходилось пробираться бездорожьем, месить грязь. Артиллерия и танки отстали. Городокская дивизия совершила семидесятикилометровый форсированный марш и в составе 8-го гвардейского корпуса вышла во фланг и тыл мощной Инстербургской группировке противника, способствовала овладению городом Инстербург.
В первые же дни наступления командир минометной роты вновь отличился, о чем сказано в очередном наградном листе:
«В период боевых операций в Восточной Пруссии показал
При отражении контратаки в районе местечка Юлиенгоф минометным огнем расстрелял в упор наступающую пехоту противника, в результате чего контратака была отбита и батальон продвинулся вперед.
Достоин награды - ордена Отечественной войны I степени».
Как и все гвардейцы, Леопольд был увлечен общим могучим порывом: взять Кенигсберг, пробиться к Балтике! И цели казались близкими, задачи выполнимыми. Разве не выбили они фашистов из Инстербурга, Велау, Топиау, десятков поселков, не форсировали Прегель? Что их может удержать на пути? Но близок локоть, да не укусишь: перед наступающими вставали грозные препятствия. Предстояло переправиться через Дайме и Алле, широкие поймы которых могли оказаться затопленными, а главное - преодолеть немецкий оборонительный рубеж «Фришинг» с сотнями опорных пунктов, тщательно укрепленных противником.
Гвардейцы спешили. Леопольд был озабочен тем, чтобы не отстать от батальона. Не раз приходилось настилать гати, помогать обессилевшим ротным лошадкам тащить подводы с минометами и боеприпасами. И как вспоминает минометчик В. Р. Ковалев, гвардии старший лейтенант сохранил все шесть «самоваров» и на каждый держал в готовности не менее чем по сто мин да еще прихватывал и трофейные.
Поначалу Городокской дивизии сопутствовал успех. Особенно энергично рванула она в ночь на 25 января. Но уже на следующий день наступление замедлилось. Соседняя, 26-я дивизия, обескровленная в боях, была ненадолго выведена в резерв, и 83-й пришлось сражаться на широком фронте.
Опасность подстерегала на каждом шагу по незнакомой земле. Уединенные хутора, господские дворы, виллы, каменные амбары, одетые лесом высотки с бронеколпаками и дотами внезапно изрыгали огонь. А крупный опорный пункт Фуксберг, обороняемый тремя пехотными батальонами и тридцатью танками, не давал ступить и шагу по заснеженной пахоте. Долго пришлось бы его штурмовать, если бы не наша авиация. Две группы штурмовиков и пикировщиков обрушились на этот городок, буквально висели над целью, пока не умолкла последняя немецкая пушка.
Как все гвардейцы, Леопольд с благодарностью и восторгом следил за самолетами. А думал он о Кирилле Мишарине. Ведь тот, как сообщал в письме, воюет где-то в Прибалтике. Кто знает, может, его лучший друг Киря, как в детстве на Спасоналивковском, помогает ему, Ляпе.
Не знал Леопольд, что Мишарина уже нет в живых. Штурман дальнего бомбардировщика, он во многих боях выполнял обязанности фотографа. Подходя к цели последним в группе, фиксировал
…В конце дня Фуксберг был взят, и Городокская дивизия вплотную подошла к яростной позиции «Фришинг». Борьба за ее преодоление началась трудно. Тому причиной отставание артиллерии и танков, а также просчеты, допущенные штабом корпуса, о которых позже расскажет генерал Кузьма Никитович Галицкий: 83-я дивизия была введена в бой до окончания артиллерийской подготовки, то есть до полного подавления пушечных и минометных батарей противника. И в тот день, когда Леопольд в цейсовский бинокль видел шпили Кенигсберга, батальон Конова, а с ним и минрота продвигались вперед черепашьими шагами. Командирам вроде бы не в чем было себя упрекнуть, они делали все возможное. Первый батальон не раз поднимался в атаку. Некрасовские минометчики вели меткий огонь, а успех был невелик. За день вся дивизия смогла пробиться всего на два километра, и только когда основательно помогли соседи, городокцы прорвали вторую линию немецкой обороны и подошли к городку Шенмору.
Теперь цель определилась яснее. Кенигсберг оставался пока недосягаемым, за мощными линиями обороны и таинственными заслонами железобетонных фортов, зато призывно дул ветер с Балтийского залива Фришес-Хафф. Этот момент очень точно охарактеризовал генерал Галицкий - командующий 11-й гвардейской армией:
«Для нашей армии, пожалуй, сейчас было важнее выйти к заливу, поскольку это резко ухудшало положение войск кенигсбергской группировки и, естественно, облегчало штурм города-крепости».
Залив был соблазнительно близок, и помимо соображений тактических к нему притягивало гвардейцев и чувство понятного нетерпения, и удаль, и любопытство, и желание поставить завершающую точку в тяжелой боевой операции. Но короткий путь оказался неимоверно сложным и изнурительным.
Сначала происходили радостные события. Батальон подошел к немецкому аэродрому, и минометчики Некрасова вместе с пушкарями успешно обстреливали летное поле, не дав подняться в воздух ни единому самолету противника.
Вскоре был захвачен подземный немецкий завод, изготовлявший снаряды. Навстречу гвардейцам по раскисшему полю бежали изможденные люди в полосатых куртках и восторженно кричали на языках едва ли не всех народов Европы. То были узники фашизма - англичане, французы, голландцы, бельгийцы, чехи. И гвардии старший лейтенант Некрасов побежал им навстречу, объяснялся с ними и по-немецки, и жестами, восклицаниями. Радостным блеском и гордостью сияли его синие глаза.
Но дальше обстоятельства круто изменились. 28 января последовала внезапная контратака немцев с юга. На большой скорости фашистские «тигры» и «фердинанды» с пехотой на броне прорвались через боевые порядки Городокской дивизии и устремились в наши ближние тылы.