Десантура
Шрифт:
– На то мы и десантники, господин обер-лейтенант.
– Аэродром был практически разгромлен. Но мы его восстановили.
– Я знаю.
– Хотите откушать?
– как-то по старорежимному спросил фон Вальдерзее.
– Хочу. Но не буду, - поморщился Тарасов.
– Почему?
– удивился немец.
– Если я еще что-нибудь съем, то могу умереть от желудочных колик. После двухмесячного голодания...
– А чаю?
– От чая не откажусь.
Пока дежурный по штабу суетился с чаем - сволочи где-то стащили серебрянные подстаканники,
– фон Вальдерзее снова завел этот ничего не значащий для войны разговор.
– Все-таки я считаю, что вы железные люди, - вздохнул он.
– Почему?
– удивился Тарасов, краем глаза наблюдая за суетящимся денщиком.
– Вы забыли обо всем на свете, готовились к неизбежной и, надо сказать, бесполезной смерти, и все-таки, воевали. И как воевали!
Тарасову это польстило. Признание заслуг - пусть и врагом, а может быть, тем более врагом?
– всегда приятно. Но он не показал вида.
– Почему же мы готовились к смерти... Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну , забыв обо всем на свете.
– Не совсем вас понимаю...
– Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.
– Что???
– фон Вальдерзее аж привстал.
– А что?
– удивился Тарасов.
– Свадьбу? Это как? Кого? С кем?
– в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И еще не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.
– А что такого-то? Жизнь, она и на войне - жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.
– С вами что, женщины были?
– Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки... Десантницы...
**
– Товарищ подполковник, а товарищ подполковник!
– Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.
– Немцы?
– подскочил Тарасов.
– Да не!
– отшатнулся младший лейтенант Михайлов. Его и так-то качало на ветру - тощего, черного, грязного - а тут еще и испугался звериного оскала комбрига.
– Штаб? Связь? Что случилось? Самолеты?
– Товарищ подполковник... Тут до вас Кузнечик... В смысле, лейтенант Олешко... С невестой...
– Даниил... Ты об пень брякнулся? Какая в едрену матерь невеста?
– Тарасов старательно протер покрасневшие со сна глаза.
– Ну, товарищ подполковник... Я-то тут причем...
– виновато извиняясь, шагнул назад адъютант.
– Они сами...
– Ни черта не понимаю...
– Тарасов встал с лежанки под разлапистой елью. Встал с трудом... Сон в промозглой жиже не способствовал нормальному отдыху. Даже и не встал... Выполз...
Перед ним стоял в изгвазданном - когда-то белом - полушубке бывший командир взвода, а сейчас уже и батальона, лейтенант Дмитрий Олешко.
Кузнечиком его прозвали за невероятную схожесть... Тощий, длиннорукий, большеногий и большеглазый. По снегу идет и ноги так высоко-высоко поднимает! Как кузнечик,
Кличка прижилась. Даже в штабе на совещаниях, порой, прорывалось...
Из-за плеча лейтенанта выглядывала девчонка.
Тарасов нагнулся. Взял горсть чернеющего снега. Протер им с силой лицо. Распрямился. Утерся рукавом кожанки. Только после этого разглядел, что за Кузнечиком осторожно прячется переводчица, техник-интендант третьего ранга Наташа Довгаль. Маленького ростика, с грязными, неровно обкусанными ногтями. Серенькая такая мышка с сияющими глазами. Влюбленными глазами. Влюбленными на войне...
– Что хотели?
– сердито спросил Тарасов.
– Языка, что ли достали?
– Не совсем... То есть совсем нет... Товарищ подполковник...
– зачем-то снял извазюканную грязью ушанку Олешко.
– Полгода как подполковник!
– рявкнул злой от хронического недосыпания Тарасов.
– Что случилось?
Олешко совсем оробел:
– Да ничего не случилось...
– Твою ж мать...
– Тарасова опять пошатнуло...
– Зачем пришли тогда?
– Жениться хотим!
– пискнула из-за спины лейтенанта переводчица.
– Что????
– Тарасов едва не упал. То ли от неожиданности, то ли от слабости... Но схватился за еловую лапу и устоял.
– Жениться хотим...
– почти прошептал совсем стушевавшийся лейтенант.
– Любовь у нас, товарищ подполковник!
– почти крикнула Довгаль.
– Да понял я...
– Тарасов, наверное, в первый раз растерялся за весь поход.
– Что кричать-то...
Но собрался быстро. И сразу заорал на влюбленных:
– Совсем обалдели? Шутки решили пошутить? Какая, к чертовой матери, женитьба? Вы где, придурки, находитесь? Это война, если вы еще не поняли! Еще и беременная, небось?
– заорал Тарасов на переводчицу.
– Зов плоти, значит! Я вам покажу, зов плоти, епметь!
– Товарищ подполковник... Не надо матом...
– Кузнечик неожиданно покраснел лицом и сделал шаг вперед, закрывая Таню собой...
А она вдруг заплакала.
И эти слезы вдруг...
Тарасов словно натолкнулся на какую-то невидимую никому, кроме него, стену. И имя это стене было... Надя... Он вдруг увидел, что эти совсем еще юные - Господи! Ей восемнадцать, ему девятнадцать!!!
– любят друг друга. Она только и умела, как переводить испуганную речь пленных, он только и умел командовать такими же мальчишками-головорезами. Сердце защемило...
А вслух комбриг сказал:
– Ничего не понимаю! Объясните, лейтенант Олешко!
Тот совершенно по граждански пожал плечами:
– А что тут объяснять, товарищ подполковник. Мы с Таней любим друг друга. И хотим пожениться.
– Давно?
– Очень. Уже два дня.
Тарасов прикусил губу. Два дня на войне - это вечность. Да еще и в тылу врага...
– Свадьбу отложу, - ответил он, прищурившись.
– Завтра операция. Когда выйдем в наш тыл, тогда и будем вас женить. Всей бригадой.