Десять причин остаться с тобой
Шрифт:
— Вы могли бы, — она окинула комнату взглядом, словно в поисках оружия, — но вы этого не сделаете.
— Почему это?
— Потому что для этого вам придется сначала меня поймать. — Схватив одну из диванных подушек, Элиза швырнула ее в графа и бросилась к двери за своей спиной.
Черт побери эту женщину! Саймон перемахнул через диван, схватил беглянку и повалил на пол. Задохнувшись от неожиданности, она не могла остановить его, когда он упал на нее, зажав под собой.
Впервые с тех пор, как он обнаружил девушку в конюшне, на ее лице отразилась
— Слезьте с меня! — закричала она, пихая его в грудь.
— Видите, как это просто? Как быстро мужчина может одержать над вами верх?
— Если только я ему позволю, — прошипела она, подняв руки, чтобы расцарапать ему лицо. Однако он поймал их и тоже прижал к ковру.
— А теперь что? — спросил он, глядя на нее сверху вниз. — Вы в ловушке, признайте это.
Девушка боролась с ним, но ее до смешного легко было удерживать за запястья и зажимая ее бедра между своими, чтобы бунтарка не могла пошевелиться. Когда она перестала бороться понапрасну, он продолжил предостерегать ее: — Теперь вы понимаете, что я мог бы сделать с вами, если бы захотел? Я мог бы сорвать с вас одежду, а вы, черт побери, не смогли бы ничего сделать, чтобы меня остановить. Я мог бы обесчестить вас…
— О, ради Бога, вы даже хуже, чем персонаж готической пьесы. — Ее лицо выражало непокорность. — Если бы вы хотели меня обесчестить, то сделали бы это еще в конюшне в ту же секунду, как обнаружили, что я женщина.
Он не мог поверить своим ушам. Девчонка была прижата к полу и совершенно беспомощна, но вместо того, чтобы признать опасность, стала упрямиться еще сильнее. У нее даже хватило наглости насмехаться над ним!
— Это было бы мудрее, знаете ли. Не так грязно — не пришлось бы пачкать кровью мебель.
— Пачкать… — Он грязно выругался. — Клянусь, вы самая раздражающая девица из тех, что я когда-либо встречал! Вы что, не понимаете, в какой вы беде?
— Понимаю. Вот почему и не позволяю вам отвезти меня к опекуну. — Ее глаза засверкали. — Вы меня не убьете. Если вы не хотите рисковать, что я ложно обвиню вас, то тем более не захотите расследования убийства.
Господи, как далеко он должен зайти, чтобы запугать упрямицу и убедить сказать правду и выдать детали своего безумного плана? Видимо, гораздо дальше, чем он уже зашел.
— Вероятно, нет. Но вы не сможете мне помешать исполнить мое предыдущее обещание.
— Какое обещание?
— Снимать с вас понемногу одежду, пока вы мне не скажете, то, что я желаю знать.
Наконец-то он добился желаемой реакции. На ее лице мелькнула неуверенность, и она прикусила нижнюю губу. Прекрасную коралловую губку, достаточно полную, чтобы насладиться…
Он тихонько выругался. То, что она находилась под ним с разметавшимися пышными волосами, а его пах прижимался к ее мягкой плоти, начинало на него влиять. Ему лучше закончить это дело до того, как он потеряет контроль на собой. Обхватив ее запястья одной рукой, другой он коснулся позаимствованного ею жилета и с мрачным видом расстегнул одну пуговицу.
— Начнем отсюда.
—
— Назовите мне имя вашего опекуна, — сказал он, остановившись.
Она безрассудно вскинула свой маленький подбородок.
— Питер, — елейно ответила она.
Он сразу ухватился за это имя.
— А фамилия?
— Памкин-Итер [2] . Он живет дальше по дороге в тыквенном домике со своей женой…
— Черт побери, это не шутка! Назовите мне его имя!
— Я не помню.
2
Поедатель тыкв.
Он с еще более суровым видом расстегнул еще одну пуговицу, потом еще одну.
Элиза посмотрела на него.
— Дайте подумать… Джек Какой-то. Джек Шпрот? Малыш Джек Рожок? Посмотрите в уголок, и увидите…
— Клянусь, что отправлю вас вовсе не в угол, если вы не назовете мне имя своего опекуна и где он живет, — предупредил он.
— Я не собираюсь говорить.
В его глазах мелькнула угроза, он расстегнул последние несколько пуговиц и потянулся к вороту ее рубашки.
— Вы так считаете, Элиза?
Хотя дыхание ее участилось, а лакомая нижняя губка дрожала, в глазах все еще горела решимость.
— Раз вы зовете меня Элизой, то я буду называть вас Колином. Это ведь ваше имя? Колин Хант?
— Да, Колин, — он запнулся. — Не имеет значения, как вы меня называете, черт побери!
— Конечно, имеет. Если вы вскоре меня увидите обнаженной, то, по крайней мере, я должна звать вас по имени.
Он застыл. Черт ее побери за ту картину, что теперь возникла в его голове!
— У вас что, вообще нет чувства страха, вы, маленькая дурочка? — воскликнул он, склонившись ближе. — Вы не понимаете, что испытываете судьбу каждый раз, раскрывая свой дерзкий рот?
— Нет, если это касается вас, — ответила она. — Вероятно, вы можете напугать других этой хмурой гримасой, но я могу по одному виду определить джентльмена, и вы…
Он прервал тираду ее крепким поцелуем.
Он собирался заткнуть ей рот, шокировать. К несчастью, случилось нечто большее. Этот поцелуй заставил его осознать, что она женщина. Желанная женщина, которую он тайно вожделел с того момента, как почувствовал ее изгибы под плащом.
Она тоже ничем ему не помогла, потому что не сопротивлялась, даже не отворачивалась. Она просто лежала неподвижно, позволяя ему целовать себя.
Отчаянно стараясь оставаться благоразумным, он поднял голову, чтобы посмотреть на нее, надеясь увидеть страх или тревогу — что-нибудь, что могло привести его в чувство.
Вместо этого она смотрела на него удивленно, широко открыв глаза. С упавшим сердцем, он увидел в них то же осознание его как мужчины, что он испытывал к ней как к женщине. И в этот момент он понял, что пропал.