Десять тысяч небес над тобой
Шрифт:
Кембридж, должно быть, относительно безопасное место, потому что, когда я говорю им, что хочу пойти на теоретический поздний показ какого-то фильма, который Маргарет этого мира хотела увидеть в кампусе, мама даже не отрывается от чтения, когда она кивает. Папа говорит только:
— Не лучше ли взять машину?
Конечно, он разрешает мне ездить только в той вселенной, где мне придётся оставаться на левой стороне дороги.
— Не надо.
— Я рад, что ты проявляешь интерес к кино, — говорит он. — Определённо, есть на что посмотреть.
Мама неожиданно заинтересовалась.
— Так много талантливых
Может быть, Маргарет в этом мире думает стать кинорежиссёром. Я не могу себе этого представить, но это круто.
Когда я еду по улицам Кембриджа, мой телефон говорит мне, куда повернуть и как далеко нужно будет идти. Не весь город так живописен, как университет, я пересекаю несколько оживлённых дорог, по сторонам которых расположены современные здания. Вывески магазинов освещены для ночного времени и носят незнакомые названия: BOOTS, COSTA, PIZZA EXPRESS. Но указания навигатора держат меня рядом с университетом и, наконец, направляют меня к группе небольших, простых квартир, сразу узнаваемых как кампус для студентов.
Я паркую велосипед, иду прямо к двери Пола и без колебаний звоню.
Прежде чем моя рука успевает опуститься, Пол открывает дверь.
Он выглядит более худым в этом измерении, и не в хорошем смысле, его одежда, слегка потрёпана, но похожа на ту, что он носит дома, но она висит на нём, как будто он даже не заботится о том, чтобы купить что-то подходящее. Тем не менее, он опрятен, и по слабому запаху пены для бритья я могу сказать, что Пол приоделся для меня. Он старается.
— Привет, — говорит он. — Спасибо, что связалась со мной. Это… это много значит.
— Могу я войти?
Пол выглядит удивлённым. Он действительно думал, что я буду стоять здесь и разговаривать с ним через порог?
Но он отступает, чтобы я вошла в его квартиру. Она такая же маленькая и простая, как я думала, с изношенной, неподходящей мебелью, купленной в Армии Спасения или в её британском эквиваленте. Аккуратная, даже для студента мужского колледжа. Мой Пол содержит вещи аккуратнее, чем любой другой парень, которого я когда-либо знала и мне интересно, разделяет ли Пол из этого мира пристрастие к сияющей чистоте с моим Полом, или это подсознательное влияние моего собственного Пола.
Я должна прижать Жар-птицу к нему сейчас же, вернуть моего Пола и убраться отсюда. Но что-то в этом тихом страдании трогает меня. Ему больно, ужасно, и он кажется, думает, что разговор со мной поможет.
Я могу отдать ему должное. Его тело сохранило в безопасности последнюю часть души Пола, мы обязаны ему.
Вместо привет или как дела, Пол говорит:
— Ты позволишь мне объяснить? — когда я удивлённо моргаю, он продолжает. — Наверное, поэтому ты здесь. Если это не…
— Всё очень сложно, — в тысячу раз сложнее, чем ты можешь себе представить. Тем не менее, я должна это услышать. — Да, продолжай. Объясняй.
Пол стоит там и смотрит потерянным взглядом, от которого мне всегда хочется спасти его.
— Это был несчастный случай. Даже твои родители должны знать, что это был несчастный случай. Я ненавижу себя за это больше, чем они когда-либо смогут. Даже больше, чем ты.
Его глаза не встречаются с моими, вместо этого он смотрит на моё предплечье, на рваный красный рубец, который я заметила сегодня
— Я был расстроен. Мы оба были расстроены. Так что мне не стоило садиться за руль. Ты не ошибаешься, обвиняя меня в этом, — сейчас Пол уже умоляет. — Но твой отец, кажется, думает, что я сделал это нарочно. Маргарита, я бы никогда не хотел, чтобы ты пострадала.
Мы попали в аварию, пока Пол был за рулем. У меня теперь болит рука. Но почему мои родители ненавидят его? Автокатастрофа может случиться с кем угодно. Почему я отказалась даже видеться с ним?
Потом я вспоминаю, что сказал Пол. Рискую предположить:
— Мы… были расстроены.
— Теперь всё это кажется таким глупым, — говорит он. — Я не собирался больше подходить к вашему дому, а ты сказала, что я должен забыть об этом. Справиться с болью, простить твоих родителей. Боже, как бы я этого хотел. Тогда ты была бы в порядке, и мы были бы счастливы, и ты всё ещё могла бы…
Пол задыхается от собственных слов, потом тяжело садится, слишком расстроенный, чтобы заметить моё замешательство.
Медленно я говорю:
— Если бы ты мог сделать это снова, не крича на этот раз, если бы мы вернулись в машину, что бы ты мне сказал?
Он этого не ожидал. Но он пытается с этим справиться.
— Я бы сказал, что, то, что я не согласен с Софией и Генри по поводу технологии Жар-птицы, не означает, что я чувствую к тебе что-то иное. Когда я избегал их, я не избегал тебя. Только их. Я чувствовал, что величайшая работа в моей жизни была отнята у меня.
Конечно. Пол бы возненавидел их решение отказаться от проекта Жар-птица. Как только он отвечает на вопрос, он не хочет ждать ответ.
Пол продолжает:
— Я не должен был говорить злых слов о твоих родителях, вообще, но особенно перед тобой. Это поставило тебя в ужасное положение. И я думаю, им стало легче ненавидеть меня после этого.
Если бы у меня было время успокоиться после этого ужасного спора в машине, честно, я бы, наверное, поняла. Как бы я ни любила своих родителей, они иногда сводят меня с ума. И я бы поняла, какой сокрушительный удар это нанесло его исследованиям и надеждам. Так что я до сих пор не понимаю, почему он так волнуется из-за аварии.
Пока он не говорит очень тихо:
— Тебе лучше? Я имею в виду, у тебя получилось рисовать?
Тогда всё сходится воедино: чувство вины Пола, гнев моих родителей. Отсутствие каких-либо материалов или новых картин в моей комнате. Падение вилки со спагетти, боль, когда я держу что-то чуть больше кисти. Мои родители поощряют мой новый «интерес к кино», потому что боятся, что я больше никогда не смогу рисовать.
Эта трагедия принадлежит другой Маргарет, а не мне. Когда я вернусь домой, моя рука будет в порядке, без каких-либо отметин, и я смогу рисовать столько, сколько мне нужно. Но всё же я чувствую боль от потери этой Маргарет. Искусство — это единственное, чем я когда-либо хотела заниматься. Это моё призвание, моя страсть. И чёрт возьми, я хороша! Не многие подростки получают возможность организовать собственный показ в галерее. Не многие обладают навыками, которые могли бы привести их в RISD, не говоря уже о Рускине. Профессиональным художникам очень трудно зарабатывать на жизнь, я искренне верю, у меня есть шанс.