Десять тысяч небес над тобой

Грей Клаудия

Только тогда я понимаю, Пол может не помнить сознательно другие версии себя или вселенные, в которых они обитают. Его подсознание, однако, глубоко затронуто этим. Он ещё не видит этого, но я вижу. Этот фатализм, вера Пола в то, что он может только навредить мне, был построен как стена между нами, камень за камнем.

Отец Пол в средневековой Италии думал, что и Бог, и церковь разлучат нас навсегда. Между тем, лейтенант Марков из военной вселенной уже напрасно преследовал меня, он смирился с тем, что я люблю другого. Пол, который попал в русскую мафию? В двадцать лет он ожесточён,

окружён насилием, почти такой же пленник, как и я, связанный в том подвале. Он знал меня только как жертву, свою жертву. И теперь Пол живёт в версии, которая потеряла всё, что имело для него значение: сначала проект Жар-птица, затем его близкие отношения с моими родителями, затем я.

Конли сделал это специально? Или это просто совпадение? В любом случае, все разочарования, гнев и страдания этих четырёх жизней пустили корни в моём Поле. Он больше не верит ни в нашу судьбу, ни в себя.

Последние несколько дней научили меня тому, как сильно влияют мои действия на измерения и тех Маргарет, которых я посещаю. Теперь, в скорбных глазах Пола, я вижу, что и они оказывают влияние на нас. Возможно, меня защищали как «идеального путешественника», но Пола нет. Его осколки потребовали ужасной цены.

Я провела все это путешествие, пытаясь вернуть Пола из других вселенных. Но когда он стоит передо мной в этой кембриджской квартире, он кажется дальше от меня, чем когда-либо.

Чтобы уговорить Пола покинуть это мрачное место, потребуется время, не минуты, не часы, а дни или недели и это время я не хочу проводить в этом измерении. Когда мы будем дома, он придёт в себя. Он должен.

— Пойдём домой, хорошо? Давай сосредоточимся на Триаде и обсудим это вместе. У нас не так много времени, чтобы работать против Конли. Это самое главное.

Пол кивает. Наличие конкретной цели помогает ему держать себя в руках.

— Да. Давай. Но сначала ты должна вернуться домой. Если другой Пол и Маргарет очнутся в его квартире…

— Это было бы плохо. Хорошо, — но я не могу заставить себя отойти в сторону. — Ты последуешь за мной. Пообещай.

— Да. Я обещаю.

Затем он притягивает меня к себе для поцелуя.

Когда наши губы встречаются, Пол прижимает меня к себе, как будто не хочет отпускать. Я открываю рот, наклоняюсь к нему. Ночь, которую мы планировали провести вместе, во время поездки моих родителей, я хочу, чтобы Пол понял, что у нас всё ещё будет это, и многое другое. Когда всё закончится, мы всё ещё будем друг у друга.

Я могу сказать, что он целует меня так отчаянно, потому что он думает, что это может быть в последний раз. То, как я его целую, должно сказать ему, что это не так. Даже близко.

Десять тысяч небес и миллион миров, и мне всё равно будет недостаточно чтобы разделить с тобой. Не меньше, чем навсегда.

К тому времени, когда мы расходимся, я уже дрожу. У Пола разбито сердце. Он кладет руку на Жар-птицу, прижатую к груди.

— Скоро увидимся.

— Хорошо, — говорю я, направляясь к двери.

Я отказываюсь прощаться.

Возвращаясь на велосипеде к Кембриджскому дому моей семьи, я концентрируюсь на мыслях о том, что мне нужно, чтобы Маргарита запомнила

лучше. Она будет моим посланником в этот мир, мир, в котором мы нуждаемся больше всего. Нам нужно знать, как общаться по всей мультивселенной. Это единственный способ победить Триаду. И поскольку Конли однажды шпионил в этом измерении, он может вернуться снова. Если он это сделает, и он увидит, что у вас есть эта технология, у вас будет ещё больше проблем, чем у нас. Но не стоит бояться. Клянусь, если мы будем работать вместе, у нас будет шанс победить. Быть в безопасности от Триады навсегда.

Я знаю, что она поверит мне, она не сможет не чувствовать, что я говорю ей правду. Но что будут делать эти версии мамы и папы? Они будут стоять с нами на одной стороне или скажут, чтобы мы держались подальше?

Когда мой велосипед скользит по подъездной дорожке нашего дома, я останавливаю его. Я уже поцарапала одно её колено, прыгнув в её измерение в неподходящий момент, меньшее, что я могу сделать, это избежать повреждения другого. Я устанавливаю подставку, готовлюсь к прыжку.

В порыве я лезу в сумку и достаю пудреницу. Когда я открываю её, я смотрю в зеркало, так близко, как только могу подойти к этой Маргарет, и говорю только одно слово:

— Пожалуйста.

После этого я захлопываю пудреницу и бросаю её в сумку. На другом конце города, даже, наверное, сейчас, Пол готовится прыгнуть через измерения со мной. Это не будет нашим последним путешествием вместе. Я должна в это верить.

Я беру Жар-птицу в руки и смотрю, как этот мир исчезает, смывается как акварель.

Возвращение в собственное тело всегда намного легче, чем любой другой прыжок. Родители не смогли мне научно объяснить этот факт. Но вернуться домой? Это так же легко и просто, как скользнуть в тёплую ванну.

Я открываю глаза и вижу Тео, стоящего надо мной. Хотя его лицо слишком бледное, под глазами синяки, он улыбается и говорит:

— Давно пора.

— Хорошо, ты справился. Как ты себя чувствуешь?

Он делает задумчивое лицо, когда чешет затылок.

— Бывало и получше. Но, эй, у тебя ведь есть лекарство, верно? Я имею в виду данные для лекарства.

— Верно. Ты почувствуешь себя лучше в мгновение ока, — я встаю с кровати и иду в главную часть дома в поисках родителей. Тео должен быть так же готов, как и я, чтобы заставить их работать над воссозданием этого решения.

— Где мама и папа?

— Когда я приехал, их не было дома. Возможно, они в университетских лабораториях, пытаются найти другой выход из этой ситуации или создают другую Жар-птицу.

Несомненно. Ну, они вернутся к обеду, потому что они никогда не едят в кампусе. Судя по наклону лучей солнца через стеклянную дверь, сейчас середина дня.

— Ты проверил, не вернулся ли Пол?

— Ты нашла его, да? — Тео не даёт мне пять и не празднует каким-либо очевидным образом. Это немного странно, я видел, как он танцевал победный танец только потому, что ему удалось попасть скрепкой в шляпу через всю комнату, но потом я вспоминаю насколько он слаб. Он вернулся в это избитое тело, которое находится на грани провала. Мы не можем терять время.