Десять вещей, которые я теперь знаю о любви
Шрифт:
Туфли на каблуках. Наверное, ей тоже это нравилось — чувствовать себя выше, чем на самом деле. Я прихожу на десять минут раньше, хотя старалась опоздать. Сажусь за один из маленьких квадратных столиков из искусственного камня, выстроившихся вдоль стены, и заказываю джин-тоник. Когда появляется Кэл, мой бокал уже почти пуст. Благодаря джину я чувствую себя хрупкой, воздушной.
Я поднимаюсь. Он наклоняется через столик и целует меня в щеки. Чувствую мягкое покалывание его бородки, аромат
— Похоже, мне есть что наверстывать, — говорит Кэл, указывая на мой бокал.
Он подзывает официанта и заказывает бутылку вина.
Наблюдаю за тем, как он вешает куртку на спинку стула, достает из кармана мобильный, ключи и кошелек, выкладывает их на стол. Я залпом допиваю коктейль. Кэл усаживается напротив и смотрит на меня. Нет, я не заговорю первой.
— Выглядишь прекрасно, — произносит он.
Я почесываю подбородок, опускаю глаза. Надо было надеть джинсы. На нем джинсы и клетчатая рубашка, которую я купила ему сто лет назад, хотя, подозреваю, он даже не вспомнил об этом, когда ее выбирал.
— Как ты?
Пожимаю плечами.
— Разбираешься с домом?
Киваю.
— Тебе, наверно, нелегко.
Его мобильный жужжит в режиме вибрации. Кэл бросает на него взгляд, но не отвечает на звонок.
— Я все равно никогда не чувствовала себя там как дома.
— И все-таки.
— А как твоя квартира? Ты не переехал?
Он бросает на меня взгляд, и я на секунду задумываюсь, не видел ли он, как я сидела в парке, наблюдая. Я же провела там всего минуты четыре, ну, может, пять.
Но он улыбается и отвечает:
— Нет, все по-старому. Собака Джули в прошлом месяце умерла, так что теперь спокойней стало.
Джули — соседка. Когда она уходила из дому, ее собака постоянно выла.
— Бедная Джули.
— Нет худа без добра.
Зачем я только пришла сюда?
Официант приносит бутылку. Кэл обменивается с ним шутками про виноградники и сорта почвы, потом катает вино по бокалу, делает глоток и довольно кивает. Официант наполняет мой бокал.
— Вы готовы сделать заказ? — спрашивает официант.
Так я и думала: пицца «Фиорентина», спагетти вонголе, салат, чесночный хлеб.
Смотрю, как Кэл пьет. Это всегда выводило меня из себя. Выпивка — пожалуйста. Секс до брака — пожалуйста. Бекон на завтрак — пожалуйста. Лишь бы никто не узнал — никто из тех, чье мнение и правда важно.
— Ну что, выкладывай мне все, — говорит он.
Я люблю тебя. Ненавижу. Скучаю по тебе. Я уже не знаю, кто я.
— Ездила в Россию, а потом оттуда — в Монголию.
Он кривит губы:
— Как поезд?
Мы говорили о том, чтобы отправиться в путешествие вместе.
Я сглатываю:
— Хороший. Длинный.
Подношу
— Химчистка с этим справится, — успокаивает меня Кэл.
— Это мамино платье.
Мой голос дрожит.
— Алиса… — Кэл берет меня за руку, и я не возражаю. — Я скучаю по тебе, Алиса.
Разглядываю наши ладони на столе. Его кожа такая прохладная, сухая, родная.
— Да, мы обо всем уже поговорили. Знаю, тебе было нелегко. И я помню, что ты тогда сказала.
— Я это серьезно.
— Знаю.
Мне хочется, чтобы он сказал, что передумал. Но он молчит.
— У тебя кто-то есть?
Кэл выпускает мою руку, откидывается на спинку стула, берет вилку и крутит ее:
— Не так чтобы…
Я смеюсь, а он бросает на меня оскорбленный взгляд.
— А у тебя? — спрашивает он.
Я переспала с одним мужчиной в Иркутске, в гостиничном номере с покосившимися зеркалами и серым плюшевым покрывалом на кровати. Потом я закурила, а он сказал, что у него астма и это номер для некурящих. Тогда я завернулась в покрывало, вышла на балкон и докурила сигарету там. Внизу тянулось унылое шоссе, до отказа забитое машинами. Их шум напомнил мне о Лондоне.
Наконец приносят мои спагетти. Внутри створок раковин моллюски кажутся крошечными и сморщенными.
— Как с работой? — спрашиваю.
Кэл кивает:
— Хорошо. — Он отрезает кусок пиццы, подносит его ко рту, и моцарелла тянется следом тонкими нитями. — Просто отлично. Я все там же, в больнице Святого Томаса. Недавно опубликовал несколько работ.
Я всегда пыталась представить, какой он на работе. Мне кажется, там он куда решительнее и аккуратнее, чем дома.
Кэл предлагает мне кусочек пиццы. Я запрещаю себе говорить «да».
— Как там наши «условия и требования»? — спрашивает он.
Я невольно улыбаюсь:
— Как обычно. Тилли по-прежнему встречается с Тоби. Си по-прежнему помешана на контроле.
— Ты к ней жестока.
— Она ко мне тоже.
— А дома ты надолго?
— Не уверена, что я дома.
— Тогда в Лондоне надолго?
Пожимаю плечами:
— Не знаю.
— Алиса, ты выглядишь несчастной.
— У меня отец умер. Помнишь? — Я беру ракушку. С одного конца она заостренная, коричневая, с другого — гладкая, фиолетовая. Перегибаю ее пополам, и створки расходятся в стороны. — Полечу в Дели, наверно. На следующей неделе. С домом Тилли и Си разберутся дальше сами. Там уже почти все готово.