Детектив США. Выпуск 9

Гарднер Эрл Стенли

Лейвери знал ее под именем Мьюриэл Чесс. У нас нет ни доказательств, ни каких-либо оснований полагать, что он знал ее в другом, прежнем ее качестве. Он видел ее на Оленьем озере и, скорее всего, направлялся туда, когда повстречал ее в Сан-Бернардино. Этого она не хотела допустить. На озере он бы не нашел ничего, кроме запертой дачи, но он мог заговорить с Биллом, а часть ее плана основывалась на том, что Билл ни в коем случае не должен был узнать, что она уехала с Малого Оленьего озера. Ведь только в этом случае, когда — и если — тело будет найдено, он опознает ее. Поэтому она тут же закогтила Лейвери, а это было не так уж трудно. Самая достоверная вещь, которую мы знаем о Лейвери, — это то, что он не мог равнодушно пройти мимо любой женщины. Чем их больше, тем лучше. Для такой искушенной женщины, как Милдред Хэвиленд, он был легкой

добычей. Поэтому она живо справилась с ним и увезла с собой. Она взяла его с собой в Эль-Пасо и оттуда отправила телеграмму, о которой он не имел понятия. В конце концов она позволила ему вернуться в Бэй-Сити. Очевидно, у нее просто не было выбора. Он хотел домой, а она не могла отпускать его слишком далеко от себя. Потому что Лейвери представлял для нее опасность. Только Лейвери мог разрушить выстроенную систему доказательств того, что Кристэл Кингсли действительно покинула Малое Оленье озеро. Если начнутся поиски Кристэл Кингсли, они неизбежно приведут к Лейвери, и с этой минуты жизнь его не стоила ломаного гроша. Его первым отпирательствам могли и не поверить (так оно и получилось), но если бы он выложил все, что знал, ему бы поверили, потому что это поддавалось проверке. Итак, поиски Кристэл Кингсли начались, и тут же Лейвери был застрелен в своей ванной — вечером того самого дня, когда я приехал и поговорил с ним. По этой линии примерно все, если не считать вопроса, почему она вернулась в дом Лейвери на следующее утро. Похоже, это одна из тех вещей, к которым склонны убийцы. Она сказала, что он забрал все ее деньги, но я в это не верю. Думаю, скорее всего, она решила, что у него самого где-нибудь припрятаны деньги, или что ей нужно проверить все на холодную голову, убедиться, что все в порядке, что все следы ведут в нужную сторону; а может, дело обстояло именно так, как она сказала, и она хотела внести в дом газету и молоко. Все возможно. Она вернулась, я застал ее там, и она с ходу разыграла импровизированную сценку — обвела меня вокруг пальца, как младенца.

— Сынок, а кто же убил ее? — сказал Пэттон. — Я так понимаю, что ты не собираешься подсовывать эту работенку Кингсли.

Я посмотрел на Кингсли:

— Вы с ней по телефону не разговаривали, так ведь? А какое впечатление было у мисс Фромсетт? Она была стопроцентно уверена, что говорила с вашей женой?

Кингсли покачал головой.

— Сомневаюсь. Обмануть ее не так-то легко. Она сказала только, что Кристэл показалась ей очень изменившейся и подавленной. У меня это тогда не вызвало никаких подозрений. И у меня их не было, пока я не приехал сюда. Когда я вчера вечером вошел в дом, мне показалось, что здесь что-то не так. Здесь было слишком чисто и аккуратно, слишком много порядка. За Кристэл такое не водилось. После каждого ее отъезда платья валялись по всей спальне, окурки — по всему дому, бутылки и стаканы — по всей кухне. Обязательно должны были оставаться немытые тарелки, муравьи, мухи. Я подумал, может, жена Билла сделала уборку, но тут же вспомнил, что жена Билла не могла этим заниматься — именно в тот день. Она была слишком занята скандалом с Биллом, а потом ее убили или она сама покончила с собой, в данном случае это уже не важно. Я думал об этом, но как-то сумбурно, и не стану утверждать, что сделал из этого какие-то выводы.

Пэттон встал со своего стула, вышел на веранду и вернулся, вытирая губы коричневым платком. Опять сел, угнездился поудобнее, с большим упором на левое бедро из-за набедренной кобуры справа. Задумчиво посмотрел на Дегармо. Тот все так же стоял у стены, угловатый и неподвижный, как вытесанный из камня. Правая рука с чуть скрюченными пальцами все так же свисала вдоль тела.

— Так я и не услышал, кто убил Мьюриэл, — сказал Пэттон. — Это что, предусмотрено программой — или еще нужно будет выяснить, кто это сделал?

— Это сделал человек, считавший, что она заслуживает смерти, — сказал я. — Человек, любивший и ненавидевший ее. Человек, который слишком был полицейским, чтобы спустить ей с рук все эти убийства, но не настолько полицейским, чтобы арестовать ее и дать всей истории выйти на свет. Такой человек, как Дегармо.

39

Выпрямившись, Дегармо оторвался от стены и улыбнулся своей невеселой улыбкой. Его правая рука сделала резкое аккуратное движение, и в ней оказался револьвер. Он держал его расслабленной кистью, так что дуло глядело в пол

прямо перед ним. Он обратился ко мне, не глядя на меня:

— Я думаю, у тебя пушки нет. У Пэттона есть, но не думаю, что он сумеет достаточно быстро достать ее. Может, у тебя есть кой-какие доказательства в придачу к последней твоей догадке. Или это для тебя такие пустяки, что об этом и беспокоиться не стоит?

— Есть кой-какие доказательства, — сказал я. — Их не так уж много. Но их будет больше. Кто-то стоял за зеленой портьерой в «Гранаде» больше получаса и стоял так беззвучно, как может стоять только полицейский в засаде. Кто-то, у кого была дубинка. Кто-то, кто знал, что меня оглушили дубинкой, даже не взглянув на мой затылок. Помнишь, ты сказал Малышу? Кто-то, знавший, что убитую тоже оглушили дубинкой, хотя этого не должно было быть заметно, — и у него просто не было времени изучать труп, чтобы выяснить это. Кто-то, сорвавший с нее одежду и избороздивший тело царапинами с садистской ненавистью, которую человек вроде тебя может испытывать к женщине, устроившей ему маленький персональный ад. Кто-то, у кого сейчас под ногтями достаточно крови и кутикулы, чтобы химический анализ мог без труда установить их принадлежность. Давай поспорим, Дегармо, что ты не позволишь Пэттону осмотреть ногти твоей правой руки.

Дегармо чуть приподнял револьвер и улыбнулся. Это была широкая белая улыбка.

— Ну а как я узнал, где ее найти? — спросил он.

— Элмор видел ее — когда она входила или выходила из дома Лейвери. Поэтому он так замандражировал, поэтому вызвал тебя, увидев, что я там околачиваюсь. Точно не скажу тебе, как ты выследил ее до «Гранады». Но это не так уж трудно. Ты мог наблюдать из дома Элмора и пойти за ней, мог пасти Лейвери. Для полицейского это дело техники.

Дегармо кивнул, молча постоял, подумал. Лицо его было угрюмо, но в металлически-синих глазах горели огоньки, словно ситуация чуть ли не забавляла его. Комната раскалилась и отяжелела бедой, которая стала непоправимой. Казалось, он чувствует ее меньше, чем любой из нас.

— Я хочу уйти отсюда, — сказал он наконец. — Наверно, далеко уйти мне не удастся, но никакой полицейской деревенщине я в руки не дамся. Возражения будут?

— Это не пойдет, сынок, — спокойно сказал Пэттон. — Ты знаешь, что я должен взять тебя. Ничего из этого еще не доказано, но отпустить тебя за просто так я не могу.

— У тебя славное толстое брюхо, Пэттон, а я хороший стрелок. Как же ты собираешься брать меня?

— Да вот, пытаюсь сообразить, — сказал Пэттон и взъерошил свои волосы под сдвинутой на затылок шляпой, — но пока не очень-то получается. Думаешь, мне хочется схлопотать пару дырок в брюхо? Но и делать из меня посмешище на моем же участке — это я тебе тоже не могу позволить.

— Пусть идет, — сказал я. — Уйти из этих гор ему не удастся. Поэтому я и завел его сюда.

— Кто-то может пострадать, когда его будут брать, — трезво заметил Пэттон. — Это будет несправедливо. Если уж кто-то, так это должен быть я.

— Ты славный мужик, Пэттон. — Дегармо ухмыльнулся. — Слушай, я опять суну револьвер себе под мышку, и мы стартуем с нуля. Я и так с тобой справлюсь.

Он заткнул револьвер под мышку. Стоял начеку, свесив руки, чуть выдвинув вперед подбородок. Пэттон мягко жевал, глядя своими выцветшими глазами в блестящие глаза Дегармо.

— Я ведь сижу, — пожаловался он. — И быстрота у меня уже, конечно, не та, что у тебя. А срамиться тоже не хочется. — Он печально посмотрел на меня. — И на кой тебе понадобилось привозить его сюда? К моим делам он ведь никакого отношения не имеет. И вот видишь, в какую переделку я попал.

Дегармо чуть вздернул голову и захохотал. Он еще продолжал смеяться, а его правая рука уже метнулась к револьверу.

Я даже не заметил, чтобы Пэттон сделал какое-то движение. Но комната завибрировала от грохота его пограничного «кольта».

Руку Дегармо отбросило в сторону и вверх, тяжелый «смит-энд-вессон», вырванный из его пальцев, глухо стукнулся о сосновую стену, у которой он стоял. Он потряс своей онемелой правой рукой и стал озадаченно разглядывать ее.

Пэттон медленно встал, медленно пересек комнату и ударом ноги загнал револьвер под кресло. Грустно посмотрел на Дегармо. Тот отсасывал кровь из ссадины на костяшках пальцев.

— Ты дал мне шанс, — печально сказал Пэттон. — Никак нельзя было давать шанс человеку вроде меня. Я ведь был классным стрелком, когда тебя еще на свете не было, сынок.